Героинщики

Уэлш Ирвин

Мерриот заводит старую песню, он самовлюбленно и надменно отчитывает нас:

– Как только вас поймают, сразу отправят назад, в ваш городишко, где вы будете просить милостыню, чтоб ширнуться, потому что вас может спалить Кертис, когда заступит на смену, - предупреждает он, обводя нас суровым взглядом, но он не страшнее какого-нибудь Лэрри Грейсона в балетной пачке.
– Не давайте ему никакого повода для обыска, потому что он обнажит вам жопы и залезет каждому в очко до самых кишок, только бы найти наркоту.

Я замечаю, как Кайфолом закатывает глаза в театральной

жесте, но ужасная перспектива точно не прошла мимо его ушей. Мерриот злорадно смеется, но сразу становится мрачным; больше он не играет в игры и не пытается произвести лишнего эффекта.

– Если серьезно, то вы можете очень сильно вляпаться, и никто никогда не узнает, что вас заварили в цистерну и пустили в открытое море. Видимо, это дерьмо собачье или просто преувеличивает, но нас проняло, и мы сразу почувствовали в себе дисциплинированность. Я стыдливо смотрю на колени, затем - на Никси.

Мерриот встает, едва коснувшись своей каши, но так крепко опирается на стол, что у него аж костяшки пальцев белеют.

– Держите себя в руках, или я заменю вас, блядь, - рычит он и выходит прочь.

Кайфолом качает головой:

– Кто такой этот хуй, о котором он рассказывал? Во что ты нас втянул, Никси?

– Нечего было тогда подписываться, - отвечает Никси.

– Я подписывался только на наркоту для себя. Этот мудак только это нам и обещал. И все было хорошо. Сейчас мне это больше не нравится. Это - конец. Мой друг Андреас целые тонны коричневого где-то находит. Если бы мы только могли провезти его через таможню...

Кайфолом говорит тише, кажется, теперь к нам прислушивается Кремовая Рубашка. Вероятно, наши туристы как раз должны были вернуться, а потому нам было начать готовиться к плаванию в родные английские пенаты. Он откашливается, крутит свою вездесущую папку, указывает нам на часы, разворачивается на каблуках и идет по своим делам.

– Блядь, - ноет Кайфолом, - здесь даже вздохнуть нельзя свободно, чтобы ни один пидор к тебе не приебался. Официальная экономика, «теневая» экономика, без конца и края. Каждый хочет трахнуть тебя в задницу.

Он делает драматическую паузу и объявляет:

– Ладно, марш, марш. Начинается новое ебаное утро. Все по боевым постам!

Фастфудовский бак 

Каким мрачным выдалось сегодняшнее и без того ужасное утро, друг ...

Я собрался навестить Франко в тюрьме, типа. Мы договорились с Джун, его мамой и братом Джо о встрече так, чтобы больше никого не встретить. Его приговорили к двенадцати месяцам, но выпустят через полгода. Бля, какие-то парни с Локенда заглянули в наш бар выпить после футбола, и Франко вдруг увидел, как Ча Моррисон резанул Ларри, и Фрэнку пришлось замесить двух ребят с Локенда. Но один из них оказался не другом Моррисона, а кузеном Сейбо. Возникло много «противоречий», в результате которых Сейбо теперь точно не захочет посещать Фрэнка в соутоновской колонии. Ага, слышал, Эли видела его в ту ночь, он тогда сказал ей, что вышел на тропу войны.

И вот мы заходим в тюрьму, там холодно и сыро, нас заставляют оставить свои вещи типа ключей

и часов в маленьких ящичках. Не то чтобы я когда-то в жизни имел часы, типа, но вы поняли, о чем я. Затем тебе дают жетон, и только после этого ты можешь зайти в комнату для встреч и сесть за столик под пристальным наблюдением. Когда я вижу Бэгби, должен признать, в форме он выглядит неплохо. Еще больше накачался в тюремной тренажерке. Все, что его беспокоит, - или в Перте сейчас Ча Моррисон и ждет ли он мстительные когти нашего сумасшедшего кошака. Как он сам говорит, это единственное, ради чего он хочет выйти на свободу. Он расспрашивает меня о Лейте и все такое, а потом начинает воспитывать меня на предмет употребления наркоты.

Именно тогда, когда я решаю, что допустил ошибку, придя сюда, он будто устает от меня и говорит:

– Слушай, спасибо, что зашел ... Но я не люблю, когда ко мне приходят. Здесь скука страшная, совсем не хочется знать, как там дела вне зоны.

– Да, друг ...
– киваю я, потому что вижу, к чему ведет этот кошак, мне и самому не нравились чуваки, которые посещали меня в «Док Гатри», понимаете?

– Поэтому не трать свое время на хождения ко мне, нам не о чем говорить, - говорит он, ища взглядом охранников.
– Это тебе не за пивом болтать. У меня не будет ничего нового, лучше посети мою мать, она мне часто передачки сюда носит.

Пожалуй, я немного расчувствовался, обиделся, что мой порыв не оценили должным образом, но он смотрит на изгиб моего локтя, заклеенный пластырем, и говорит:

– Только не ной, у тебя на роже все написано, я не гоню тебя прочь! Неплохо, что ты пришел. Просто я тебе говорю: не надейся, что мы сейчас просто возьмем и поговорим, не тратьте свое время зря.

– Ладно ... Понятно. Э-э-э ... «Хиббс» сыграли хорошо в субботу.

– Знаю я, как ебаные «Хиббсы» сыграли, Кочерыжка. У нас здесь есть и газеты, и телевизор, ты совсем тупой, бля?
– качает головой этот мудак.

Я захожу с другой стороны:

– А ты видел программу о гибралтарских обезьянах, показывали недавно? Клевая такая была. Никогда не думал об обезьянах, то есть думал, но не задумывался, если ты понимаешь, о чем я. Но теперь задумался по-настоящему, была там одна обезьяна ...

Он молча поднимает руку, жестом прося меня заткнуться, будто римский император или кто-то такой.

– Не видел этой программы, - ставит он точку в нашем разговоре, но вдруг спрашивает: - Как твоя рука?

– Хорошо, друг, как новая, будто ничего и не случилось.

– А я тебе с самого начала так говорил, что ты суету зря разводишь без никаких оснований! Ты, блядь, как мертвый лежал там, когда тебя ребята из дома выводили!

– Да, извини, друг, - соглашаюсь я и передаю ему привет из Лондона от Кайфолома и Рентса, что является чистой воды ложью, потому что они оба только плюются, когда я вспоминаю его имя, но мы, типа, друзья.

Не то чтобы Попрошайке были нужны эти приветствия, но все равно я делаю это. Однако я замечаю, что ему не похуй, что он где-то в душе очень рад видеть меня. Именно так и поступают настоящие друзья, не так ли?