Героинщики
Шрифт:
– Если вы, блядь, мудаки ...
– Я не могу закончить предложение, потому что дурь бьет мне по мозгу желатиновой кувалдой.
Я слишком истощен, чтобы опасаться этих чмырей, кроме того, я лучше потусуюсь с этими крошками, чем с теми ебаными паразитами ...
Тупые ебаные уроды ...
Элисон уже несколько взяло, она уже не может контролировать свою речь, ее веки тяжелые, но она все равно рассказывает нам что-то о своей новой работе, на которую ей надо завтра выходить; там она будет спасать какие ебаные деревья. Затем она пытается рассказать нам о поэтическом кружке, куда недавно начала ходить. В это я охотно верю, потому что она всегда
– Эмили Дикинсон, - присоединяюсь я к разговору.
– Эта малютка умела писать стихи ...
– Знаешь, Марк, - Эли собирает все силы, чтобы выдавить из себя слабую улыбку, - нам надо пообщаться об этом ... но мы будем трезвые ...
– У нас уже случались серьезные разговоры ... когда-то давно ... «Зеппелин» против «Дорз» ... Помнишь?
– Да ... но тогда были грибы ...
– Ты прав ... наверное, я тогда был под кислотой ...
– вспоминаю я, наблюдая, как Форрестер втыкает огромный шприц в тощую руку Мэтти, впервые протирая чем-то следы от укола. Какой же он все-таки гад. И он всегда таким был. Здесь он ловит на себе мой взгляд и говорит:
– Никто тебя не заебывал, Марк ... мудак, ты сам себя опозорил.
– Он глумится с довольной улыбкой на лице.
– Ты бы лучше сначала сам научился, парень ...
С этими словами он откидывается на спинку диванчика. Я подползаю к нему, устраиваюсь рядом.
– Извини, парень, - продолжает он. Мы хихикаем в один голос и беремся за руки так, будто влюблены друг в друга.
Большой шприц переходит в руки страшных незнакомцев, сержанта Седого и его Куклы-чревовещателя, они почти сразу падают вниз от кайфа.
Меня это пугают, я бы с удовольствием выбрался отсюда, но телочки подходят к нам, и Эли устраивается у меня на коленях. Я чувствую, как ее спина покоится на моих ногах. Ее черные волосы, заплетенные в косу, сияют, мне так и хочется дотонуться их, но я сдерживаюсь, улыбаюсь Сильвии с резкими красивыми чертами ее бледного лица. Гогзги присоединился к сержанту Седому, сейчас они спорят о «Моторхед», кто они на самом деле - панки или металлисты.
В конце концов все заканчивается тем, что все присутствующие начинают разговаривать сами с собой, пока не поднимается солнце и темные тени не появляются в комнате.
Я ненадолго вырубился, но потом у меня начинает болеть горло, это ощущение давит на меня, как ремень безопасности, когда автомобиль внезапно останавливается. Мэтти тоже приходит в сознание, он лежит рядом с нами, его глаза открыты, он бессмысленно смотрит куда-то прямо перед собой. Он весь вспотел, сжал руки так крепко, что ногти впиваются ему в ладони, будто у него уже ломка. Блядь, никогда не доведу себя до того, чтобы меня так сильно шторило из-за этих ебаных наркотиков!
Форрестер тоже проснулся, он болтает с девушками, но вид у него какой-то подлый. К счастью, последние два мудака еще в отключке; сержант Седой только протер глаза. А его гномоподобный друг сидел, опустив голову себе на грудь так, будто она вот-вот отвалится.
– Нет, бля, вот мне интересно, бля, сколько?
– Спрашивает Форрестер у девушек.
– Сколько чего?
– Равнодушно спрашивает Эли.
– Сколько должны встречаться парень с девушкой, чтобы начать спать вместе?
Эли пренебрежительно отворачивается к Лесли и говорит ей что-то, я точно не слышу что но кажется, что она шепчет:
– Пусть их скорее уже порешат, пока они всех здесь не позаражали.
Форрестер,
– Так что, сколько?
– Если с тобой, то целую вечность.
– Что?
– Даже здесь, Майки, никто не хочет спать с тобой, - с этими словами она выдувает немного сигаретного дыма ему в лицо.
– Даже, блядь, здесь.
– Нет, это неправда, - говорит Рэйми, подходит к нему, достает из штанов свой большой хуй и размахивает им перед мордой Майки.
– Посмотри на это, давай, грязная сучка!
– Иди на хуй!
– Кричит на него Майки и отталкивает от себя, но мы все взрывается хохотом.
Рэйми радостно отходит, падает на матрас и начинает рассказывать нам о своих молодых годах, когда он страстно занимался гимнастикой, пока не научился самофелляции.
– Я до сих пор могу схватить губами самую головку, а иногда, если повезет, и даже больше однако полностью заглотить, разумеется, не получается.
– Какая трагедия, - говорит Лесли.
– Согласен. Поэтому если кто-то из вас, мамзели, захочет мне помочь ...
Но желающих не нашлось. Сильвия встает и садится рядом с нами на диван, мы немного подвигаемся и жмем на Мэтти, который недовольно ворчит что-то себе под нос. Сильвия жует жвачку, но я не могу вспомнить, чтобы она курила вместе со мной, Эли и Лес. Из старого проигрывателя звучит песня Джона Леннона, но у меня в голове играет своя музыка, Грандмастер Флэш: «Выше, крошка моя ... »
– Если бы я мог сам себя обслуживать, то никогда бы из дома не выходил, - говорит
Гогзги Рэйми.
– Ты так дома сидишь все время, Гордон. Ты - как старая бабка, которая дома разводит хомячков ...
Мы все тихонько посмеиваемся, когда он это говорит, потому Гогзги и на самом деле такой. В старину у меня бы уже голова за несколько недель кругом пошла!
– А ты, новичок, - обращается ко мне Сильвия, - ты милый.
Я догадываюсь, что она флиртует со мной только для того, чтобы позлить Форрестера, которого это очень бесит, но не могу отказать девушке. Мы немного треплемся ни о чем, а потом начинаем лизаться. Ее губы кажутся мне мертвыми, но от близости с ней мне как-то уютно, мне ни с одной девушкой не было так спокойно и тепло. Мой язык изучает каждый миллиметр ее рта, я прохожусь по ее зубам и деснах, но несмотря на эту интимность я чувствую себя несколько обособленным, меня это совсем не возбуждает. Однако с стороны это выглядит совсем по-другому, потому что мы вдруг слышим крик:
– Блядь, Сильвия, ты - обычная натуральная уебина!
Мы прерываемся и видим, что прямо над нами нависает разъяренный Форрестер; он никак не может вытянуть руку со своих редких волос.
– Нельзя так обращаться с леди, - прерываю его я.
Действительно, это прозвучало довольно странно - уебком можно назвать парня, но с девушкой это слово совсем не вяжется.
– А ты убирайся отсюда нахуй!
Блядь ...
Я пытаюсь встать на ноги, но я зажат между Мэтти и Сильвией, а если учесть то, что героин еще не выветрился из моего организма, то мне вообще было очень сложно двигаться. Я опираюсь одной рукой на колено Сильвии, обтянутое тоненькими черными леггинсами, и ногу Мэтти в грубых джинсах, но тот с проклятиями отшатывается от меня, что я к нему присоединяюсь, как к женщине.