Героинщики
Шрифт:
– Что такое с этим пиздюком?
Я и глазом не веду в сторону других, тем более не собираюсь говорить с ними. Значение имеет только Чарльз, я не свожу с него глаз ни на минуту. Его лицо белое как мел, но нельзя не оценить его невероятное достоинство и грубую красоту под оранжевым светом фонарей. Затем он морщит лоб, в его глазах появляется угроза, и я впервые начинаю волноваться. И здесь он объявляет:
– Хорошо говоришь!
Кажется, ему действительно все понравилось. Я стою с этими мальчиками-зайчиками минутку, а потом чувствую, как Сильвия
– Лучше иди, друг. Долг зовет, да?
– Он сочувственно посмеивается.
– Еще увидимся.
Нас отпускают, и мы направляемся к подъезду Сильвии и скрываемся в квартире. Я действительно произвел на нее впечатление: сначала - своим противостоянием Форрестеру (не то, чтобы это было очень опасно, но все же), затем - схваткой с Чаком Моррисоном (а это был довольно рискованное мероприятие).
– Ты совсем не боялся, - шепчет она в восторге.
– Нет, мне было страшно каждый раз, как я рот открывал, - признаю я, но такие признания приводят обычно к нужному результату.
Пожалуй, я сделал все правильно, потому что она, ни на секунду не задумавшись, ведет меня в спальню. Я за всю жизнь не видел такого количества одежды: она лежала на полу, висела на шкафах, торчала из чемоданов и вещевых мешков. Но с постели одежду безжалостно сбросили, на нем оказался я, мы снова начали целоваться, потом раздеваться. Сильвия сначала потянулась за желтой ночной рубашкой, сильно поношенной сверху, и сначала собиралась ее надеть, но потом мудро отвергла эту идею. Застенчивой эту девочку точно не назовешь; она берет в руку мой член и зачарованно смотрит на то, как он твердеет в ее руке. Отодвигает крайнюю плоть и рассматривает головку. Мои пальцы пробегают по волосам, которые окружают ее темную, влажную щелку, она выпускает мой пенис, садится на меня, и мое сердце пускается в пляс от ощущения целостности, что мой член оказался в конце концов дома.
Мы трахались просто клево. Она как бы и не была под кайфом, но я несколько застопорился, поэтому был не слишком причудливым, я лишь пытался сделать все как надо, и сам хотел сильно вспотеть, чтобы наркотики скорее оставили мой организм. И это было прекрасно, я совсем не чувствовал боли в спине. Пожалуй, все дело в наркоте, так как хотя мне и удавалось поддерживать стояк, но было не так, несмотря на то, что я дал «положительный результат», как это называет Кайфолом.
И леди тоже достигла «позитивного результата».
Но потом мне пришлось сделать то, до чему, как мне раньше казалось, я никогда не опущусь - симулировать оргазм. Я застонал и напряг все тело. Кто- кто, а она может не беспокоиться по поводу того, что к ней не попала моя сперма (пользоваться гандоном у нас не было времени). Вдруг я холодею, понимая, что Бэгби сейчас в баре с тем мудаком Пилтоном. Хотя я все еще под кайфом, он не найдет на мне следов от укола, «прокатит», как любил говорить один наш старый учитель естествознания, мистер Уиллоуби.
– Извини ... э-э-э ...
– спрашиваю я.
– Ты принимаешь таблетки или что-то такое?
–
– Извини, надо было раньше об этом позаботиться. Момент страсти, он такой.
Она с недоверием поднимает глаза вверх и зажигает сигарету, потом предлагает мне затянуться. Я отказываюсь, и она никак не может понять, что это со мной происходит. Огонек на конце сигареты освещает ее худое лицо с острыми чертами. Такой тип лица у меня всегда ассоциируется со старыми девами. Она выглядит точно, как они.
– Майки всегда ревновал, когда я даже просто разговаривала с кем-то. Он - как бешеная собака. Это невыносимо. Не то чтобы я его высоко ценила, мне нужно что-то значительно проще.
Форрестер, действительно, мудила, но никому не нравятся те, чей девиз «возбудим, но не дадим », а эта красотка, могу сказать с уверенностью, мастер этого дела. Кому же понравится слушать чей-то лепет о том, что «они еще никогда не трахались »... Поэтому я одеваюсь и выхожу в ночь, ссылаясь на то, что мне завтра рано идти на работу.
Когда я возвращаюсь домой, Кайфолома еще нет. Я снова раздеваюсь и рассматриваю свое тело в зеркало в полный рост. Перевязываю себе конечности и ищу, где у меня лучшие вены. Достойными внимания я признал вены на ногах, одну хорошенькую нашел на руке, в области локтя, и одну - на запястье. Их можно найти в одно мгновение. Опять бешусь от того, что меня оставили за бортом.
Доносится звук домофона, уже совсем поздно, около двух часов ночи, поэтому я открываю сразу, решив, что это - Кайфолом, который просто забыл ключи дома. Но это Кочерыжка с обедом на вынос. Он совсем никакой, рассказывает, что его уволили с работы, где он работал с тех пор, как закончил школу.
– Пива хочу до смерти, пойдем в «Гуччи» на последней танец, что скажешь?
Стыдно говорить, но я уже устал от «Гуччи». Плохой знак: «Гуч» и «Истер-род» - это единственные храмы духовного просвещения, которые остались в этом городе. Я отвечаю, что я под кайфом, кроме того, пока мы доберемся туда, клубы уже закроются.
Он видит жгуты у меня на столе, качает головой и тяжело вздыхает:
– Я многое пережил, парень, но однажды, на пляже Портобелле, я провел черту между собой и, типа, наркотиками.
– Я только курю, - сообщаю я.
– Да не будет никакого привыкания. И это клево, друг, лучшие ощущения на земле. Ни о чем не беспокоишься, все настолько охуенно ...
– Я бы тоже не против попробовать.
С друзьями нельзя торговаться. Поэтому я беру героин и трубку с фольгой (а я уже достаточно хорошо натренировался с ними у Форрестера), и мы зажигаем. Иногда в легкие вместе с грязным дымом попадают крошечные частицы алюминия, а голова становится невероятно тяжелой, и мою душу охватывает эйфория, которая приходит, как солнечный свет. Кочерыжка своей кривой улыбкой и отупевшими глазами выглядит, совсем как мое отражение в зеркале, и в головах наших бьется одна только мысль: Пусть все идет на хуй. Садясь на диван, я говорю ему: