Героинщики
Шрифт:
– У меня та же фигня, - он молчит некоторое время и затем спрашивает: - А как твоя мама?
– Дела плохи, но держится, - коротко отвечаю я, потому что не хочу об это говорить, впрочем спросить о ней было очень мило с его стороны.
– Да ... Жаль слышать это. Э-э-э, если свяжешься с Джонни, Мэтти или еще кем-то, дай знать, - просит он.
– Договорились, - соглашаюсь я.
Гемиш отрывается от Венди и Линси и передает мне тоненькую книжку со стихами.
– Она изменит твою жизнь, - многозначительно говорит он. Марк закатывает глаза.
– Ага ... Хорошо, - отвечаю я, но концентрируюсь только на Саймоне,
Линси расспрашивает Гемиша о книге, и тот начинает рассказывать что-то о работах
Чарльза Симика.
– Представляешь, он ни слова на английском не мог произнести!
Я возвращаюсь к Марку:
– У каждого из нас случались моменты, когда мы тоже ни слова по-английски не могли произнести.
Он улыбается мне в ответ, а я киваю в сторону Эстер:
– Как думаешь, она красивая? Эта платиновая блондинка, с которой болтает Саймон? Марк оглядывается по сторонам, у него чуть слюна изо рта не капает.
– Марианна? Она на бревно похожа.
– Это не Марианна, это - Эстер.
– В самом деле? Как по мне, они тупо одинаковые.
– Они действительно абсолютно одинаковы. Пойдем, поздороваемся, - предлагаю я, пряча тоненькую книжку Гемиша в сумку.
Когда наши с Саймоном глаза встречаются, он сразу отвлекается, мы обнимаемся, и я чувствую его дыхание на своей шее.
– Привет, красавица, - шепчет он, - не говори, дай мне насладиться объятиями.
Я подчиняюсь, но не могу удержаться, и ехидно улыбаюсь Эстер через плечо, зная, что думает о ней наш Марк. Ха! Богом клянусь, она выглядит как настоящая покинутая женщина; пока мы с Саймоном обнимаемся, я слышу, как Марк лепечет что-то ей, сначала - о «New Gold Dream», альбом «Minds», затем - о своем вымышленном рок-н-ролл-проект, добавляя в процессе новые детали.
Когда язык Саймона и его вкус оказываются у меня во рту, я слышу надтреснутый голос Эстер, она говорит что-то о том, как, наверное, трудно заставить зазвучать такие различные элементы вместе. Мы с Саймоном прерываемся, чтобы вдохнуть воздуха, и смотрим шоу. Марк соглашается с ней:
– Да, это - самая важная, самая сложная проблема, которую нам приходится преодолевать, но за это мы получаем достойное вознаграждение ...
Когда она спрашивает, как называется их группа, он отвечает ей, но под воздействием ломки, кажется, что он, одурманенный и вялый, говорит что-то типа «Намутнение», Эстер не понимает его и смотрит на нас, умоляя о помощи! Марк просто пожимает плечами и отходит от нее, когда к нему обращается симпатичная азиатка с ужасным местным акцентом:
– Я уже еле держусь на ногах!
– Я тоже, - охотно присоединяется к ней Марк, и Эстер понимает, что даже ему она неинтересна!
Она пытается привлечь к себе внимание Саймона, но тот посылает ее:
– Подожди, - отвечает он, берет меня за руку и ведет в уютный угол, чтобы поговорить!
Я оглядываюсь на Эстер: ну что, съела, сучка? Лейтовские ребята для лейтовских девушек!
Музыка сегодня играет значительно громче, чем обычно бывает в «Гуччи», мы сидим совсем близко к динамиками, поэтому нам с Саймоном приходится кричать друг другу. Я поправляю ремешок, чтобы юбка прикрывала все нужные места, и спрашиваю Саймона о Кочерыжке, действительно ли он не пришел только из-за повязки.
– Я с ним лишь парой слов перекинулся, - пожимает плечами он.
– Говорит,
Затем мы говорим о малой Марию Андерсон, мой брат с друзьями когда частенько зависали с ней и ее компанией из школы. Говорят, Саймон встречается с ней. Я не могу в это поверить, она совсем маленькая, зачем она ему, когда у него и так тьма подружек?
Он пристально и грустно смотрит на меня и говорит, что это - настоящий кошмар его жизни.
– У нее в голове полный беспорядок, - кричит он, пытаясь заглушить пение Принса.
– Я - ее сосед, у нее убили отца, а маму посадили в тюрьму, я якобы несу за нее ответственность, потому что она отказалась ехать к своему дяде, в Ноттингем.
Он глубоко вздыхает и смотрит в потолок:
– Проблема в том, что она как бы привязалась ко мне, а хуже всего - она подсела на героин. Я стараюсь удерживать ее как можно дальше от наркоты, но ей больше ничего не нужно.
– Но почему именно ты с ней возишься? Ты ни в чем не виноват!
– Нет, я виноват. Я ступил ... бля, мы с ней оказались в постели, я переспал с ней. Пытался ее успокоить, а она потянулась ко мне так отчаянно, так убого ... Сама понимаешь. Я допустил огромную ошибку.
– Ебаный в рот, Саймон, - говорю я ему, пытаясь сделать вид, будто его ревную, хотя на самом деле я таки ревновала.
Нельзя обвинять девушку в том, что она потеряла контроль над собой после всего, что с ней случилось.
– Она была так мала, так сильно бедствовала, я только сейчас вижу, каким слабаком и глупцом я был тогда, когда воспользовался другим человеком, который оказался в затруднительном положении. Сейчас она думает, что мы встречаемся. На следующий неделе мы собираемся навестить ее маму в тюрьме, надеюсь, ей удастся уговорить девочку вернуться к дяде и разобраться там в себе. Весь этот беспорядок ... он охватил полностью мою жизнь! Я только хотел поступить правильно, но это неожиданно затянулось на очень длительное время.
– Он замолкает на мгновение, чтобы перевести дыхание, и рассеянно рассматривает танцпол.
– Дело в том, что даже сейчас я безумно беспокоюсь о ней, потому что она осталась одна в той квартире; а девчонка ее возраста в таком состоянии может натворить все что угодно. Она и так уже сошла с ума, хочет отомстить чуваку, который убил ее отца, этому Диксону из «Грейпз». Боюсь, что она кончит плохо, как и ее мать или, еще хуже, чем ее отец: в тюрьме или в шести футах под землей. Она уже связалась с мелкими ворами, и хотя я пытаюсь помешать ей, все равно не могу находиться рядом с ней каждое мгновение своей жизни, меня от этого тошнит ... Это все мне уже надоело, - качает головой он, - и я не могу больше спать с ней, носить ей героин, но только это ее успокаивает. Она должна была сидеть за школьной партой сейчас.
Он жалобно вздыхает и смотрит мне в глаза:
– Господи, я здесь заливаю тебе о своих мелких делах, в то время как у тебя мама ...
– Он замолкает, берет мою руку и сжимает ее.
Я чувствую, как у меня на глаза наворачиваются слезы.
– Извини, Саймон ... я ...
– Я задыхаюсь, не могу ничего сказать в этом вихре музыки и людей, который вьется вокруг нас.
Вдруг я будто со стороны слышу свой голос, словно я думаю вслух:
– Почему жизнь - такой ебаный беспорядок?