Герой Веков
Шрифт:
Значит, предстоит понять, каким законам подчинялось то, с чем они боролись. Тогда они поймут, как его победить.
— Вин? — Эленд пристально рассматривал ее лицо.
Она отвернулась:
— Ничего, Эленд. По крайней мере, ничего такого, о чем стоило бы говорить.
Он не сразу отвел взгляд.
«Он думает, ты что-то замышляешь против него», — прошептал в голове голос Рина.
К счастью, те дни, когда Вин к нему прислушивалась, давно миновали. И в самом деле, наблюдая за Элендом, она увидела, как он медленно кивнул, принимая
Вин встала, подошла к мужу и положила руку ему на плечо. Он обнял ее и прижал к себе. Руки, когда-то бывшие слабыми руками ученого, теперь сделались мускулистыми и жесткими.
— О чем ты думал?
— Уверен, ты и сама знаешь.
— Это было необходимо, Эленд. Солдатам рано или поздно пришлось бы столкнуться с туманом.
— Да. Но есть кое-что еще, Вин. Я боюсь, что стану похожим на него.
— На кого?
— На Вседержителя.
Вин тихонько хмыкнула и прижалась к нему сильней.
— Он бы на такое пошел, — продолжал Эленд. — Он бы пожертвовал своими людьми ради тактического преимущества.
— Ты все объяснил Хэму. Мы не можем позволить себе терять время.
— От этого мое решение не становится менее безжалостным. Проблема не в том, что эти люди погибли, а в том, что я хотел, чтобы так вышло. Я чувствую себя… жестоким, Вин. Как далеко я способен зайти, чтобы достичь своей цели? Я же отправился в поход, чтобы захватить чужое королевство.
— Ради общего блага.
— Так оправдывали свои действия все тираны былых времен. Я это знаю. И все-таки я поступаю именно так. Вот почему я не хотел быть императором. Вот почему я позволил Пенроду забрать трон тогда, во время осады. Я не хотел становиться правителем, которому пришлось бы совершать подобные поступки. Я хочу защищать, а не брать в осаду и убивать! Но разве есть другой путь? Все, что я делаю, выглядит так, словно так и надо. Надо выводить людей в туман. Надо идти войной на Фадрекс. Нам нужно добраться до хранилища — в нем может находиться последняя подсказка, которая нужна, чтобы понять, как быть дальше! Все складывается единственно возможным образом. Жестоким, безжалостным образом.
«Безжалостность — вот самое полезное чувство», — прошептал голос Рина.
— Ты слишком много разговариваешь с Сеттом.
— Возможно, — согласился Эленд. — Но его доводы трудно не принимать во внимание. Я вырос идеалистом, — Вин, мы оба знаем, что это правда. Сетт в какой-то степени меня уравновешивает. Все, что он говорит, похоже на то, что могла бы сказать Тиндвил.
Он немного помедлил и продолжал:
— Недавно я говорил с Сеттом о пробуждении алломантических способностей. Знаешь, что делали знатные дома, чтобы выявить алломантов среди своих детей?
— Их избивали, — прошептала Вин.
Алломантический дар оставался скрытым до тех пор, пока человек не попадал под воздействие очень сильных эмоций. Нужно было оказаться на волосок от смерти и выжить. Только тогда сила пробуждалась и дар раскрывался.
Эленд
— Это был один из самых грязных секретов так называемого высшего общества. Дети часто умирали во время побоев: их не жалели, чтобы добиться пробуждения алломантии. В каждом доме были свои правила, но в основном отличался только возраст. Когда мальчик или девочка достигали этого возраста, их избивали до полусмерти.
Вин слегка вздрогнула.
— Я очень хорошо помню, как это произошло со мной, — продолжал Эленд. — Сам отец меня не бил, но наблюдал. Самое печальное во всей этой истории, что часто побои оказывались бессмысленными. Лишь горстка детей, даже в аристократических семьях, становились алломантами. Я не попал в их число. Меня избивали зря.
— Ты остановил это, — ласково возразила Вин.
Вскоре после того, как стал королем, Эленд издал приказ. Совершеннолетний человек мог сам решать, хочет ли он быть избитым ради алломантии; трогать детей было запрещено.
— Я был не прав.
Вин вытаращила глаза.
— Алломанты — наше самое важное оружие, Вин. — Эленд смотрел на марширующих солдат. — Сетт потерял свое королевство и чуть не расстался с жизнью, потому что не сумел созвать под свои знамена достаточно алломантов. А я запретил искать алломантов среди жителей империи.
— Эленд, ты остановил избиение детей.
— А если оно могло спасти жизни? Так же как встреча моих солдат с туманом один на один? И как же быть с Кельсером? Он ведь стал рожденным туманом только после того, как оказался в заточении в Ямах Хатсина. Что бы произошло, если бы его избили как следует еще ребенком? Он бы давно стал рожденным туманом. Он мог бы спасти свою жену.
— И у него не появилось бы ни смелости, ни повода, чтобы уничтожить Последнюю империю.
— А разве случившееся привело к чему-то хорошему? — спросил Эленд. — Чем дольше я сижу на этом троне, Вин, тем больше понимаю, что многие из поступков Вседержителя были не злыми, а просто эффективными. Прав он был или нет, но ему удавалось поддерживать в государстве порядок.
Вин поймала его взгляд и заставила не отворачиваться:
— Мне не нравится эта жесткость в тебе, Эленд.
— Я владею собой, Вин. Я не согласен с большей частью того, что делал Вседержитель. Просто я начинаю его понимать, и это понимание меня тревожит.
В глазах Эленда были вопросы. Но также и сила.
— Я могу занимать этот трон лишь по одной причине: я знаю, что однажды смогу от него отказаться ради общего блага. Если когда-нибудь я забуду об этом, Вин, ты должна мне напомнить. Идет?
Она кивнула.
Эленд посмотрел в сторону горизонта.
«Что же он надеется там увидеть?» — подумала Вин.
— Должно существовать равновесие, Вин, и мы его обязательно найдем. Равновесие между тем, какими мы хотим стать, и тем, какими мы должны быть. — Эленд вздохнул. — Но пока что, — он кивком указал в сторону, — приходится довольствоваться тем, кто мы есть.