Герой жестокого романа

Жукова-Гладкова Мария

– Вы не выдадите никаких тайн, – сказала я. – Мама умерла. Чуть больше месяца назад.

– Ох! – опять дотронулась Елена Ивановна до пышной груди.

У меня на глаза навернулись слезы, Елена Ивановна тут же вскочила и извлекла из одного из кухонных шкафов бутыль (литра на три) с наливкой собственного изготовления. Мы помянули маму, потом выпили за знакомство, Елена Ивановна рассказала мне чуть ли не всю историю своей жизни. Оказалось, что она – жена (вернее, вдова) военного, который погиб восемнадцать лет назад. После смерти мужа вернулась в родной город, а как-то летом, когда гостила у родственников в соседней деревне, услышала,

что для недавно возведенного особняка ищут экономку, которая постоянно проживала бы за городом. Елена Ивановна решила сходить и познакомиться с хозяином. Петр Петрович ее тут же принял на работу. С тех пор она здесь.

– Вам не скучно? – спросила я.

– Я привыкла, Ксения. Вы понимаете, у моих подруг юности – уже взрослые дети, внуки. А у меня… Детей, к сожалению, не было. Мне тяжело общаться с подругами. Хотя я иногда и езжу в гости. Но редко. А тут – я хозяйка. Петр Петрович бывает где-то раз в неделю. Приезжает, я ему баньку топлю, или Сережа топит. Когда с друзьями, когда один. Ну то есть с мальчиками со своими. А так… Я телевизор смотрю, читаю много. Раз в две недели езжу в город книги покупать. Мне же одна книжка на вечер. Летом за грибами хожу, за ягодами. Соленьями-вареньями занимаюсь. Мне не нужна другая жизнь. Я не представляю, как теперь пошла бы на работу с девяти до шести.

Но меня, естественно, интересовало, откуда Елена Ивановна могла знать про мою мать – если, по ее утверждению, она в этом доме никогда не была.

– Ксенечка, только не говорите Петру Петровичу…

– Ну что вы, Елена Ивановна! – заверила я ее. – Зачем мне ему вообще что-либо говорить? Я даже не знаю, будет ли он со мной разговаривать…

– Простите, а вы тут… в какой роли?

Я задумалась. Хотелось бы мне самой это знать.

– Вы… ну как бы это сказать… подруга Петра Петровича?

Подобная идея вызвала у меня приступ смеха. Мы еще выпили наливочки, и я сообщила Елене Ивановне, что я – подруга Саши, того мужчины, что сегодня меня сюда доставил и собирается приехать вечером и тут заночевать.

– А…

Елена Ивановна глубоко задумалась. Потом внезапно резко подняла на меня голову и сказала:

– Пойдемте!

Сгорая от любопытства, я тут же последовала за женщиной.

Мы оказались в комнате, которую я назвала бы кабинетом. Правда, в современном кабинете, по моим понятиям, должен был бы быть компьютер, но Петр Петрович все-таки – человек старой формации.

Елена Ивановна открыла низ секретера (мебель здесь была не новомодная, а, я бы сказала, годов семидесятых) и извлекла оттуда огромный альбом. Мы проследовали назад в кухню, где, усевшись рядом на стульях, стали рассматривать черно-белые фотографии. Ни у нас дома, ни у кого из моих подруг они не были так любовно разложены по альбомам и подписаны. Новые, «кодаковские» – да, старые же обычно или хранились в коробках, или грудой лежали в альбоме. По крайней мере, такой тематической подборки черно-белых снимков мне видеть не доводилось.

В основном на них фигурировал Петр Петрович, только с пышной шевелюрой и без животика. Надо отдать ему должное, в молодости он был очень ничего, я сама остановила бы на нем взгляд (и не один раз), если бы встретила лет этак двадцать – двадцать пять назад. Как раз тогда, когда с ним познакомилась моя мама.

Она тоже тут была. И у меня в очередной раз потекли слезы, даже пришлось на какое-то время отложить альбом в сторону, чтобы не закапать фотографии. Елена Ивановна тут же разлила

нам еще по наливочке, мы опять с ней выпили. Она тоже пустила слезу. Я порыдала на ее пышной груди.

Под каждым снимком моей мамы (или одной, или на пару с Багаевым) были подписи: «Анечка в Сочи», «Мы с Анечкой в Комарово», «Анечка…», «Мы с Анечкой…».

Таких у нас дома не было.

Глядя на них, я видела, что сейчас являюсь просто маминой копией. Ведь ей здесь было примерно столько, сколько мне сейчас.

Как я поняла, Елена Ивановна, убирая дом, конечно, обследовала тут все, что хранилось. Набрела на альбомы, которые Петр Петрович по каким-то своим причинам решил держать за городом, а не в квартире в Питере. Елена Ивановна, наверное, задумывалась, почему Петр Петрович так и не женился, но не решалась спросить, что случилось с «Анечкой», фигурировавшей на стольких снимках. Других женщин в этом альбоме не было. Нет, имелись, конечно, какие-то общие фотографии, но, просмотрев все, становилось ясно, что женщина у Петра Петровича была одна. Моя мама.

Увидев меня, Елена Ивановна не сделала скидки на годы. Она просто узнала знакомое лицо. И автоматически назвала меня Анечкой…

– А еще есть фотографии? – спросила я.

– Да, много, – кивнула женщина.

Мы вернулись в кабинет, Елена Ивановна убрала на место альбом и показала мне на стопку других – в основном, правда, современных, «кодаковских».

– А вот в этой коробочке – старинные, – сообщила она. – Я так понимаю, что это мама и бабушка Петра Петровича. Дореволюционные снимки очень интересно смотреть. Какие тогда были платья, как фотограф людей сажал. Я очень люблю их. Вообще фотографии люблю смотреть. Ксенечка, вы пока тут поглядите, а мне нужно ужин готовить. В особенности если этот ваш Саша приедет.

Я предложила свою помощь. Елена Ивановна махнула рукой, сказала, что справится, ей как раз занятие и она понимает, что мне интересно посмотреть снимки. В особенности если завтра Петр Петрович приедет на дачу. Возможности-то тогда не будет. Так что надо заняться этим делом сейчас.

Я поблагодарила Елену Ивановну, она меня покинула, а я углубилась в изучение фотографий. Правда, меня гораздо больше интересовала современность, а не прародители Багаева.

Современных было много. Петр Петрович, судя по имеющимся кадрам, активно путешествовал по Европам и снимался чуть ли не у каждого памятника. Достопримечательностей как таковых не было вообще. Если уж памятник – то как фон Петра Петровича (а не наоборот), занимающего основную часть кадра.

Статуя Христа в Рио-де-Жанейро позади Багаева, точно так же разводящего руки в стороны и заслоняющего собой монумент. Какой-то египетский фараон, опять же не попавший целиком в кадр, вид на Иерусалим за спиной того же господина Багаева. Петр Петрович также фигурировал на фоне Акрополя, храма Парижской Богоматери, собора Святого Петра. М-да, любознательный хозяин у этого особнячка.

Но Петр Петрович не только путешествовал, а вел и активную жизнь в родном городе, где регулярно снимался в обществе каких-то юных леди, причем всегда разных. Если в молодые годы он фотографировался исключительно с моей мамой, то теперь, казалось, взял обязательство наверстать упущенное. Все девицы были длинноногими, худыми и в большинстве случаев блондинками. Петр Петрович не мог бы соревноваться с ними в росте даже с вытянутой антенной своего сотового телефона. Но, пожалуй, это его нисколько не смущало.