Герой жестокого романа

Жукова-Гладкова Мария

– Елена Ивановна, – твердым голосом сказала я, – моя подруга лежит в больнице на сохранении. Я только что об этом узнала. Ее ночью увезли на «Скорой». Я не могу ее не навестить. Если хотите – поедем вместе. Вы давно не были в городе? Пока я буду в больнице, вы по магазинам походите. Как вы на это смотрите?

Елена Ивановна на мгновение задумалась, потом кивнула и стала одеваться.

На моей «Оке» мы, конечно, добирались гораздо дольше, чем на Сашкином «Гранд Чероки», да я и не гоняю никогда на такой скорости, как милый друг. Где-то он

сейчас, интересно?

Для начала мы заехали на рынок, где я купила фруктов для Иры, а Елена Ивановна – чтобы взять на дачу, затем я высадила свою пассажирку на одном из перекрестков при подъезде к больнице, и мы договорились, что я буду ждать ее на этом же месте через полтора часа.

– Ксения, если я немного задержусь?.. – вопросительно посмотрела на меня пассажирка.

– Ничего страшного. Я ведь тоже могу задержаться.

Я огляделась по сторонам, заметила небольшое кафе и сказала Елене Ивановне, чтобы, если она придет раньше, посидела внутри, не стояла на морозе, а если увидит мою припаркованную машину пустой, ей тоже следует искать меня в кафе. На том и договорились.

* * *

Как и следовало ожидать, Ира лежала в платном отделении, в одноместной палате с телевизором, телефоном и холодильником.

Она была очень рада меня видеть.

– Как ты узнала, что я здесь?

– Тетя Люся, – сообщила я и предупредила, чтобы Ира не болтала лишнего: соседка разнесет по всему двору, кому надо и кому не надо.

– Я уже догадалась, – улыбнулась Ира, – но все равно рада, что она приходила. Так скучно здесь… Лучше бы меня в общую палату положили! Или хотя бы двухместную. Но твой отец, конечно, взял самую дорогую.

Я кивнула.

Ира немного рассказала про то, как ее лечат, потом грустно улыбнулась и заметила, что мне это, наверное, неинтересно, поскольку я пока еще не планирую стать матерью.

– Я, кажется, уже свихнулась на ребенке, – призналась она. – А что будет, когда родится… Буду сумасшедшей матерью.

– Так это же хорошо, – заметила я.

Я не знала, как подвести разговор к интересующей меня теме. Ира же продолжала болтать о своем здоровье и будущем малыше. Я слушала вполуха, но одна фраза вдруг вернула меня к действительности.

– Что? – переспросила я.

– Тетя Люся сказала, что ты – недоношенная, вроде даже семимесячная, – повторила Ира. – Я вчера ей призналась, что очень боюсь не доносить ребенка, или родится раньше времени, станет медленнее развиваться, отсталым будет, а тетя Люся говорит: вон на Ксению взгляни.

Я сидела, раскрыв рот.

– Ты не знала?

– В первый раз слышу.

– Возможно, тебе этого не говорили. Я могу, конечно, спросить у твоего отца…

– Не надо. Не все ли равно?

– В общем, да…

Затем Ира уточнила, может ли она мне иногда звонить, чтобы хотя бы поболтать, и попросила оставить номер. Телефон-то в палате есть, а записную книжку она оставила дома. Я поняла, что это шанс задать тот вопрос, ради которого я сюда приехала.

– Сейчас

я живу на даче у Петра Петровича Багаева, – сообщила я, внимательно следя за Ириной реакцией.

Ее лицо тут же изменило выражение. Она закрыла рукой рот, потом в ужасе посмотрела на меня, попыталась что-то сказать, но не смогла.

Я понимала, что поступаю подло, но иначе не могла. С одной стороны, мне было жалко Иру, с другой – я должна была разобраться в том, что происходит вокруг меня. И если именно из-за нее отец бросил мою мать, изменился в своем отношении ко мне… Я себя оправдывала.

Я достала из сумочки фотографию, которую предусмотрительно вынула из альбома сегодня утром, и продемонстрировала Ире. Ее глаза наполнились слезами.

– Это он ее тебе дал?

– «Он» – в смысле Багаев? Нет, не Петр Петрович. Не прямо, правильнее будет сказать. Но у него имеется один весьма любопытный альбомчик. То есть у него их несколько. С тематическими подборками. Ты фигурируешь в «банном».

Ира закрыла лицо руками и разревелась. Я встала, налила из графина стакан воды и протянула ей. Она выпила до дна, стуча зубами о край стакана.

– От тети Люси я знаю, что ты – иногородняя и что у тебя здесь нет подруг. Почему? Это странно.

– У тебя ведь их тоже нет, – заметила Ира, вытирая слезы.

– У меня их не стало в последний месяц. И на то есть очень веская причина. Три ближайшие взлетели на воздух вместе со «Сфинксом». Я случайно осталась жива. Остальные от меня отвернулись. Все объяснимо.

Ира посмотрела на меня тяжелым взглядом и медленно произнесла:

– У меня тоже все объяснимо. Все всегда объяснимо, Ксения. Если уж тебе так интересно – слушай. Да и мне, наверное, надо выговориться.

Ира в самом деле приехала в Петербург из маленького сибирского городка, название которого я, как и тетя Люся, услышала впервые. У нее здесь были дальние родственники, поэтому выбор и пал на Петербург. Но можно считать, что на самом деле в Питере никого не оказалось: родственники не горели желанием видеть Иру у себя. Она не поступила в Первый медицинский, как хотела, прошла в медучилище и поселилась в общежитии. Денег катастрофически не хватало. Пошла работать в поликлинику – вечерами бегала по адресам, делала уколы. Платили мало, но хоть что-то.

Девчонки из общежития тоже крутились как могли. Потом Ира стала замечать, что у некоторых (а все были из бедных семей) стали появляться хорошие шмотки, украшения, кто-то съехал на съемные квартиры.

В комнате их жило четверо. Две стали подрабатывать своим телом, устроившись в одно из многочисленных агентств, рекламируемых в «Рекламе-Шанс». Пойти на это Ира не могла, она тогда вообще еще была невинна, да и дома получила соответствующее воспитание. Она продолжала делать уколы, стаптывая ноги, бегая из дома в дом, как и ближайшая ее подруга, Светка. Когда две их соседки пропадали на ночной работе, Ира со Светой плакались друг другу или рыдали в подушку.