Герой жестокого романа
Шрифт:
Я разделась в гардеробе и по памяти нашла кабинет Аллы Аркадьевны. Только бы сейчас были часы приема! Перед дверью никто не сидел, и у меня в душе все опустилось. Неужели зря пришла? Ничего, тут же успокоила я себя, выясню, когда Алла Аркадьевна бывает, и приду вовремя. Дура, не сообразила даже конфет купить. Может, и лучше, если ее сейчас нет. Неудобно получается.
Пока я раздумывала, дверь в кабинет отворилась и из него вышла пожилая женщина со взбитыми седыми волосами, вставила ключ в замок и стала поворачивать. И только в этот
– Алла Аркадьевна! – окликнула я ее, когда она уже шла по коридору в другую сторону.
Женщина остановилась и обернулась. Прищурилась подслеповатыми глазами.
– Простите?
– Я – Ксения Колобова, – подошла я поближе. – Может, вы меня помните?
– Ксенечка? – Алла Аркадьевна разглядывала меня внимательно. – Да тебя не узнать! Так выросла! Такая красавица! Так хорошо одета!
У меня чуть не вырвалось, что это Аллу Аркадьевну не узнать, да и на мне не было надето ничего особенного. Но ведь недаром столько говорят о плачевном состоянии нашей государственной медицины. Мне-то хотя и довелось на днях побывать в двух больницах, но в платных отделениях, врач же государственной детской поликлиники явно получает немного.
– Алла Аркадьевна, могу я… с вами поговорить?
– Да, конечно, Ксенечка. – Женщина продолжала меня рассматривать. – О чем?
– Простите, но мы не могли бы пройти в кабинет? – предложила я, заметив в другом конце коридора двух женщин в белых халатах, приближающихся к нам.
Алла Аркадьевна кивнула, снова достала ключ, слегка дрожащей рукой вставила в замок, повернула и пропустила меня вперед. В кабинете было прохладно – как и всегда, насколько я помнила. Только в те годы, что я бывала здесь, воздух казался свежим, теперь же – холодным.
Алла Аркадьевна опустилась за свой стол, я села напротив, где всегда сидела моя мама. Врач достала из сумочки очки в старушечьей оправе и нацепила на нос. В моих глазах явно промелькнуло удивление, поэтому Алла Аркадьевна посчитала нужным взяться за объяснения:
– Все еще стесняюсь носить на улице, – грустно улыбнулась она. – А на работе обязана. Дай я на тебя еще посмотрю… Да, изменилась… Современная деловая женщина, как теперь в газетах пишут.
– Я не деловая женщина, – заметила я.
– Ну… тогда уверенная в себе девушка, которая знает, чего хочет.
Я могла бы подписаться только под последним утверждением, но не стала больше ни поправлять, ни комментировать высказывания врача. А вообще Алла Аркадьевна права: я очень сильно изменилась.
– Как мама? – поинтересовалась Алла Аркадьевна.
– Мама умерла, – сообщила я. – Месяц назад.
– Прости, Ксения. Я не знала. Мои соболезнования. А что такое? Я помню ее такой свежей, румяной, пышущей здоровьем.
Я не решалась сказать правду. Алла Аркадьевна заметила мое замешательство и спросила тихим голосом:
– Она умерла не своей смертью?
– Она покончила с собой, – посмотрела я в глаза пожилой женщине. – И я пытаюсь узнать почему. Думаю, что вы можете мне помочь.
– Да, конечно, конечно. Но как? – словно очнулась Алла Аркадьевна. – Я не представляю…
Я задала мучивший меня вопрос. Один из многих.
– Ты – недоношенная? Первый раз слышу. Хотя я, конечно, могла что-то запамятовать… Столько детей. И столько лет…
– Это записывается в карточке?
– Если твоя карточка сохранилась. Подожди здесь. Я сейчас спущусь в регистратуру. Шансов, конечно, мало… Тебе это очень важно? Но, прости, какое это имеет значение?
Я задумалась. Что я могла сказать? Почему у меня вдруг засела в мозгу эта мысль? Интуиция? Какая разница – доношенная я или недоношенная? И что там помнит тетя Люся, сообщившая это Ире? Да, может, она просто так сказала, чтобы ту успокоить. Надо было вначале с тетей Люсей поговорить, а я понеслась в поликлинику, отрываю человека от дел. Но мысль свербила…
Алла Аркадьевна ждала объяснений.
– Вы знаете нашу семью с… моего рождения. Вы много раз бывали у нас дома. Вы можете мне рассказать, что бросалось в глаза? Может, что-то казалось странным? Возможно, я несу чушь… Или вам так кажется… Пожалуйста, Алла Аркадьевна, вспомните хоть что-то!
Алла Аркадьевна сняла очки и долго протирала, потом посмотрела на меня подслеповатыми глазами.
– Твоя мама… оставила предсмертную записку?
– Да, она в милиции. Мне ее так и не вернули. Сказали, что подшили в дело.
– Записка была обращена к тебе?
– Да… Мама просила прощения. Я… подумала, что за то, что оставила меня. Теперь… Я не знаю, за что она просила прощения. И точный текст я не помню. Я тогда… грохнулась в обморок. Это я нашла ее. Маму. И записку.
Я уставилась в одну точку. Перед глазами опять стояла картина: мама в белом свадебном платье, в котором ее и похоронили… Она как раз просила об этом в записке. Я подумала, что мне нужно сходить в милицию. Или прокуратуру. Или куда там еще. Чтобы снова прочесть текст. Или попросить хотя бы сделать ксерокс. Заплатить. Должны же мне пойти навстречу?
Я тут же подумала о том, что должна дать денег Алле Аркадьевне. Только как это сделать, чтобы ее не обидеть? Сказать спасибо за все хорошее, что она для меня сделала? За то, что была внимательной и обходительной? Такой, каким и должен быть врач?
– Подожди меня здесь, Ксения, – сказала пожилая женщина, вставая.
Она тихо закрыла за собой дверь.
Я вытерла слезы, подправила макияж. Когда Алла Аркадьевна вернулась, я, можно сказать, уже более или менее пришла в норму. Я вопросительно посмотрела на врача. В руках у нее была толстая карточка.