Гёте. Жизнь как произведение искусства

Сафрански Рюдигер

Любимая! Венчай меня тюрбаном! Пусть будет он твоей рукой мне дан [1550] .

Гости не расходятся до самого вечера, в конце – и это апофеоз праздника – Гёте читает свои «восточные стихи».

Гёте и Марианна посылают друг другу записочки и письма с цифрами, обозначающими номера страниц и строк в издании Хафиза в переводе Хаммера. Так, в виде цитатных коллажей, они обмениваются интимными посланиями. В одном из таких зашифрованных писем Гёте пишет:

1550

СС, 1, 371.

Моя сердечная рана имеет право на соль Твоих губ, Сохраняя ее, я ухожу. Прощай, храни тебя

бог. Ты – чистое создание Из высших миров… [1551]

Марианна отвечает в своем зашифрованном письме:

Сердце свое желаю тебе открыть, И сердце твое желаю услышать… <…> Всю свою жизнь хочу посвятить Делу его любви [1552] .

1551

BW Willemer, 339.

1552

BW Willemer, 346.

Одно из стихотворений «Дивана» явно содержит отсылку к этой игре с зашифрованными посланиями:

Мне тайнопись от милой Слуга вчера принес. Ее искусства силой Я умилен до слез: И страсть, и прелесть речи, И чувства полнота — Как всё, что мы при встрече Твердим уста в уста [1553] .

Виллемер, обычно ревностно оберегавший свою молодую красавицу-жену от мужских взглядов, был настолько горд вниманием Гёте, что даже если и страдал от ревности, то ничем ее не выдавал. Когда Гёте долго не показывался на их вилле и не отвечал на многочисленные письма, так что Марианна даже слегла от огорчения, Виллемер буквально умолял его приехать. В его городском доме, пишет он, всегда есть свободная квартира на случай, «если приедет Гёте! Чтобы вечные чувства не угасали и любовь могла дарить все, что имеет» [1554] .

1553

СС, 1, 388.

1554

BW Willemer, 63 (23.7.1817).

Проведя несколько недель во Франкфурте и на вилле в Гербермюле, Гёте снова отправляется в Гейдельберг, чтобы посвятить еще несколько недель своему другу Буассере и его картинной галерее. Сюда к нему 23 сентября на три дня еще раз приезжает в сопровождении мужа Марианна. Это их последняя встреча. Марианна дарит Гёте два своих самых красивых стихотворения – о восточных и западных ветрах. Стихотворение про восточный ветер она написала по пути в Гейдельберг. Вот его первая строфа:

Что там? Что за ветер странный? Не Восток ли шлет посланье, Чтобы свежестью нежданной Исцелить мое страданье?

И последняя:

Все любви очарованье, Обновленье, воскрешенье — Это наших губ слиянье, Наших помыслов смешенье [1555] .

Стихотворение про западный ветер – ее прощальный подарок, поднесенный Гёте 26 сентября:

Ветер влажный, легкокрылый, Я завидую невольно: От тебя услышит милый, Как в разлуке жить мне больно.

И последняя строфа:

1555

СС, 1, 384.

Молви скромно, без нажима, Что иного мне не надо. Тем живу, что им любима, С ним любви и жизни рада [1556] .

7 октября 1815 года Гёте отправляется в обратный путь в Веймар. Сюльпиц Буассаре, все последние недели неотрывно находившийся рядом с Гёте, сопровождает его в начале пути. Он пишет про Гёте в своем дневнике: «Он очень утомлен, ночью плохо спал. Был вынужден бежать» [1557] . Нередко биографы Гёте интерпретировали эту фразу в том смысле, что Гёте бежит от Марианны так же, как много лет назад он бежал от Фридерике. Однако истинная

причина его внезапного отъезда была, очевидно, другой. В конце сентября в Гейдельберг к Гёте приехал герцог, и вместе они отправились в Мангейм, где в это время находилась любовница герцога Каролина Ягеманн, с недавних пор ставшая фон Хейгендорф. После этого Гёте в сопровождении Буассере поехал в соседний Карлсруэ, где по поручению герцога предстал перед княжеским двором. Оттуда он снова вернулся в Гейдельберг, где его ждали полученные в его отсутствие письма, и они-то, по всей видимости, и нарушили его душевное равновесие. В дневнике за 6 октября сохранилась короткая запись: «Письма. Решено уехать» [1558] . Дневниковые записи Буассере более информативны: «Гёте внезапно решил уехать; сказал мне, что составляет завещание <…>. Ягеманн и другие дамы зазывают его в Мангейм на живые картины. Он боится герцога» [1559] . И далее та самая фраза: «…вынужден бежать». Стало быть, Гёте хочет во что бы то ни стало избежать новой встречи с герцогом и Каролиной, причем герцогу он не объясняет причин своего внезапного отъезда, а пишет лишь, что «демон» схватил его за «вихор» и потащил «через Вюрцбург домой». Пусть герцог на него не «гневается» [1560] . Полученные им письма, по всей видимости, грубым образом напомнили о тлевшем с 1808 года конфликте между ним и Каролиной Ягеманн – конфликте, который два года спустя закончится уходом Гёте с должности руководителя Веймарского театра.

1556

СС, 1, 385–386.

1557

Gesprache, 2, 1119.

1558

Tgb V, 1, 304 (6.10.1815).

1559

Gesprache 2, 1118.

1560

BW Willemer, 29 (6.10.1815).

Несмотря на неприятные известия, полученные им накануне отъезда, «Западно-восточный диван» по-прежнему занимает его мысли, и он задумывает разделить весь цикл на тринадцать «книг». Прощальное письмо, которое он пишет в этот день, адресовано Якобу фон Виллемеру, но Гёте, безусловно, обращается прежде всего к Марианне, когда говорит о своей «тоске» и продолжает: «И все же это слишком для моего нынешнего положения, ввергнувшего меня в состояние внутреннего разлада, которое я не нагнетаю, а желаю устранить».

Этим признанием о желании положить конец «внутреннему разладу» Гёте объясняет и свое решение ехать обратно в Веймар не через Франкфурт, как, вероятно, было условлено изначально; надежды супругов Виллемер на еще один визит Гёте не оправдались.

Буассере, сопровождавший Гёте до Вюрцбурга, в первый день путешествия пишет в дневнике: «Уверенность в том, что теперь ни герцог, ни Ягеманн уже не смогут до него добраться, его заметно успокаивает» [1561] . В этом отношении Гёте может быть спокоен, но в то же время возвращение домой навевает на него грусть и тоску. В пути он записывает робкое обращение Зулейки к Хатему:

1561

Gesprache 2, 1120.

Вот мы здесь, мы вместе снова, Песнь и ласка – все готово. Ты ж молчишь, ты чем-то занят. Что теснит тебя и ранит?

И его ответ:

Ах, Зулейку дорогую Я не славлю – я ревную [1562] .

Из Веймара Гёте посылает во Франкфурт еще три стихотворения для «Дивана», и в них уже звучит не радость, а боль и тоска. В одном из них, под названием «Высокий образ», появляется бог солнца Гелиос, который:

1562

СС, 1, 381.

Летит, Вселенной свет неся, И мечет огненные взгляды, Да пок орится всё и вся, И, видя всю в слезах Ириду, К ней направляет сноп лучей, Чтоб снять с небесных глаз обиду, Но слезы льются горячей, И бог мрачнеет, и едва ли Ему не горше в этот час… [1563]

Второе стихотворение под названием «Эхо» в более позднем издании следует сразу за первым:

1563

СС, 1, 384.