Гибель Армады
Шрифт:
— Сейчас начнётся самое сложное, — сказал де Лейва, с трудом откашливаясь.
— Вы плохо себя чувствуете, — это был не вопрос, утверждение, — вы слишком много времени проводите на палубе, — заметил Антонио, сам постоянно торчавший на ветру.
— Всё в порядке, — де Лейва не желал признаваться в том, что еле стоит на ногах, — о себе лучше подумай. Твоё состояние меня не радует.
— Меня самого не радует моё состояние. Причём давно. Чуть не с самого первого дня нашего путешествия на «Санта-Марии». Так почему только сейчас начинается самое сложное? — уточнил
— Мы приближаемся к Ирландии. Шотландские лоцманы нам не помогут, не только потому что они находятся на флагмане Медина-Сидонии, а флагман давно потерялся из виду. Помнишь, капитан сказал, они ирландских берегов не знают. Тут — сплошь скалы, спрятавшиеся под водой. Раньше мы на небо смотрели, теперь придётся смотреть под воду, — дон Алонсо закашлялся.
Антонио посмотрел на него обеспокоенно. Неестественная бледность покрывала лицо де Лейвы. И без того вытянутое лицо сделалось ещё уже. Щёки впали. Усы, всегда залихватски подкрученные вверх, свисали мокрыми, слипшимися, поседевшими волосками. Поблажек себе де Лейва не давал. Он ел так же мало, как все остальные. Из-за нехватки воды горло пересыхало, язык отказывался шевелиться. Антонио понимал, что вряд ли выглядит лучше. Но на собственную физиономию он старался не любоваться лишний раз, засунув зеркальце поглубже в рундук.
— Ты думаешь, я болен, — продолжил де Лейва, — я болен, но болит у меня душа. Сказать тебе честно, до сих пор не верю в поражение Армады. К чему все эти пушки, которые мы тащим о собой на каракке? Воевать нам не с кем и нечем. Они напоминают о былой славе, о мощи флота, который так её и не доказал. Тридцать пять пушек на борту! У некоторых было по пятьдесят! Что толку от количества! Но когда мы выходили из Лиссабона, казалось, мы победим любого: громадные корабли, несчётное количество солдат...
Впервые дон Алонсо заговорил о поражении таким тоном. Его голос дрожал, глаза печально смотрели куда-то вдаль мимо Антонио. Накрапывающий дождик усиливался.
— Пойдёмте в каюту, — предложил Антонио, — не стоит вам стоять под дождём.
— В каюте сыро. Не знаешь, что лучше. Капитан советует в трюмы не заглядывать. С поступающей водой не успевают справляться. Кругом бегают крысы. Раньше я слышал рассказы про то, как они неожиданно появляются на корабле. Вот они, тут как тут. Прятались до поры до времени. Сейчас самая пора выйти из укрытий.
Антонио поёжился. Про то, что происходило внизу, он старался лишний раз не задумываться. Де Лейва напомнил ему о запретной теме. Капли дождя начали стекать по спине. Серое небо нависло так низко, что казалось, оно вот-вот сольётся с морем, поглотив корабль со всеми оставшимися на нём людьми. Противный, липкий ужас прокрался в душу.
«Помолиться, одно осталось», — подумал Антонио, сжимая крест и медальон. Всякий раз, когда он дотрагивался до них, ему вспоминались родные и прекрасная Розалина. Воспоминания размывались, принимая причудливые формы. Порой, он не был уверен, а не привиделись ли они ему во сне. Разве существовала та, другая жизнь когда-то?
«Так шёл я по морю, обречённый находиться
— Ты задумался, — тихо произнёс де Лейва, — прости, своими словами я заставил тебя грустить. Я был неправ. Вверим себя в руки Господа. Смиримся с нашей участью. Она такова, какую мы заслужили, не иначе. Больше испытаний, чем мы сможем преодолеть, нам не пошлют.
Они побрели к ступенькам, что вели в каюты, с трудом удерживая равновесие. Качка не уменьшалась. Волны со всего размаху набрасывались на корабль, будто старались сожрать его с потрохами. Вода растекалась по палубе. Её было ужасающе много — хватило бы напиться всем. Да только один её недостаток продолжал раздражать тех, кто влачил своё существование на каракке. Вода была неимоверно солёной. Невозможно солёной. Солёной до одури, до головокруженья. Порой Антонио замечал, как кто-нибудь зачерпывал ладонью воду и подносил её ко рту в отчаянной надежде сделать глоток и не почувствовать соль на губах...
Елизавета прогуливалась по парку вместе с Робертом. Она любила долгие пешие прогулки. Её друг, несмотря на усталость, старался идти рядом, поддерживая беседу.
— Стоит устроить праздник в честь победы над Испанией, — рассуждала Елизавета, — на это не жаль потратить денег. Люди должны видеть, насколько велик подвиг, который совершили солдаты, защищавшие Англию.
— Бэт, ты права, — кивнул Дадли, — когда ты хочешь отпраздновать победу?
— Говорят, испанские корабли где-то возле Ирландии. Скоро остатки Армады дойдут до родины. Можем подождать их возвращения, чтобы победа была полной. С другой стороны, ждать слишком долго не следовало бы. Нам нужно показать свою благодарность народу.
— Давай подождём пару недель, — предложил граф, — не высадились бы испанцы в Ирландии. Там много католиков, которые могли бы их поддержать.
— В Шотландии причаливать не решились. В Ирландии? Ну что ж. Там есть кому вовремя доложить нам об их прибытии, есть кому оказать сопротивление. В крайнем случае отправим туда подмогу. Но ты прав. Подождать немного имеет смысл. Кстати, как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. Не беспокойся за меня, — Дадли улыбнулся, но Елизавета заметила, что улыбка получилась у него вымученной.
— Поезжай отдохнуть. Это приказ. Возвращайся к празднику. Две недели как-нибудь постараюсь без тебя обойтись, — королева снова внимательно посмотрела на своего друга, — поезжай обязательно. Обещай мне, что не ослушаешься.
— Не посмею! — улыбка на лице Роберта стала более искренней. Он в самом деле был рад услышать слова Елизаветы. — Пожалуй, поеду на воды в Бат. Прекрасное место. Две недели — срок вполне достаточный для того, чтобы окончательно прийти в себя. Ты точно не будешь скучать?