Гибель дракона
Шрифт:
— К вам японский офицер, — доложил адъютант.
Семенов направился к двери. Конечно, он, Такэока! И опять капитан. Был же подполковник!..
— Здравствуйте, Григорий Михайлович! — радостно воскликнул Такэока. — Вы по-прежнему так же молоды и бодры!
Пожимая узкую сухую руку японца, приветливо улыбаясь, Семенов соображал: к чему этот визит?
Усевшись у открытого окна и усадив атамана, Такэока, как всегда, рассыпался в любезностях. Но сегодня атаман был хмур и неразговорчив.
— Вас огорчает война, Григорий Михайлович? —
Совпадение мыслей Такэоки и Айронсайда поразило Семенова. Они думают одинаково. Значит, им приказал думать так один хозяин. Семенов растерянно улыбнулся: один хозяин, черт бы его побрал! Но, может быть, его план спасет положение?..
— Господин капитан, — начал Семенов, — я хочу предложить вам верный план спасения Маньчжурии. И не только Маньчжурии, — атаман повысил голос, изо рта полетели брызги, японец поморщился. — Всей империи!
Торопясь, Семенов изложил свои мысли, чертя по карте направления предполагаемых ударов. Такэока скептически пожал плечами.
— Вы плохо осведомлены, Григорий Михайлович, — он покусал губы. — Противник уже окружил наши пограничные армии... или заканчивает окружение. Русские перетянули сюда всю технику. Нам нужно было думать о вашем плане летом сорок второго года.
Семенов глядел на толстые губы японца, на его большие зубы и думал: «Укусил бы локотки, да зубы коротки».
— Тогда ваш план был бы осуществим. А теперь... — он снова пожал плечами. — Нужно думать о будущем, если мы хотим еще отыграться.
— Но как? — стоном вырвалось у атамана. «Может быть, Такэока знает что-нибудь?»
— Мы сейчас вылетим в Дайрен, Григорий Михайлович. Там вы получите двести тысяч иен и место на эсминце. Через два дня — Токио!
Ошеломленный Семенов молчал. Наконец, после долгой паузы, через силу выдавил:
— Бросить все? Бежать?!.
— Иногда полезно отступать в порядке, чтобы сохранить силы для решающего удара, — Такэока назидательно поднял палец. — Генерал Араки просил меня передать вам, Григорий Михайлович, его приказ: немедленно прибыть в Токио со списками агентуры — и здесь, и там, — капитан махнул на север, — мы вступаем в новую фазу: начинается подготовка войны, только более тщательная и кропотливая, чем была раньше.
Через пятнадцать минут домик в розах опустел. Мощная машина, оставляя позади клубы пыли, умчалась в сторону аэродрома. Офицеры, постояв около подъезда, гурьбой направились в ресторан.
Последними вышли солдаты. Поглядев в оба конца улицы, они быстро разбежались в разные стороны, по дороге срывая погоны.
Простившись с комендантом города, Карпов поехал в свой батальон. У кухонь он вспомнил, что не ел больше суток.
— Тенко хейко банзай! — этот протяжный крик, донесшийся с вершины сопки, сразу вернул ощущение тревоги, которой Карпов жил последние часы.
Солдаты уже бежали вверх по сопке. Не отставая от них, Карпов, пригибаясь, направился к передовой линии, куда, видимо, вели все переходы. «Только бы с Ольгой ничего не случилось», — мелькнула, мысль.
Догадка Самохвала оправдалась. Заметив движение в окопах батальона, японцы решили воспользоваться случаем и оттеснить батальон вниз. Большие надежды они возлагали на два фланговых замаскированных дота. До сих пор они ничем не обнаружили себя.
Самохвал поднял солдат в контратаку. Началось то, что на военном языке называется «ближний бой»: противники второй раз сошлись врукопашную. Не выдержав штыкового удара, японцы дрогнули. Батальон пошел вперед. Именно в этот момент, решающий исход боя, скрытые доты одновременно открыли пулеметный огонь. Пули дробили камень. Осколки камня ранили так же, как пули.
Продолжать контратаку было бы безумием. Батальон залег под перекрестным огнем. Воздух, насыщенный свинцом и каменной крошкой, стал густым и горячим. От непрестанного, неумолчного треска звенело в ушах. Пулеметы били и били, не утихая ни на секунду.
Зайцев и Шкорин лежали рядом, укрывшись за камнем на самом фланге батальона. Они были в относительной безопасности: камень надежно прикрывал их.
— Вот сыплют! — Зайцев втянул голову в плечи. — А наши молчат. Стреляй хоть ты, Шкорин!
— Куда? — Шкорин сосредоточенно просматривал кусты около линии обороны противника.
— Куда-нибудь — пуля виноватого найдет!
Но шутки не получилось, голос санинструктора дрожал. Уже кричали раненые, а капитан Самохвал погрозил кулаком, когда Зайцев попытался выползти на открытое место.
— Это что же... Всех перекалечат.
Шкорин, не отвечая, отодвинулся от Зайцева и выглянул из-за камня. Дот был совсем близко. Если добраться до ближних кустов, можно будет... Шкорин достал из-за пазухи противотанковую гранату, проверил автомат и пополз.
— Куда тебя понесло? — кричал Зайцев. Но Шкорин не обернулся. Спустя минуту, Зайцев увидел стертые подошвы его ботинок и на них ряд блеснувших гвоздиков. Потом кусты сомкнулись. «Убьют», — тревожно подумал Зайцев, порываясь за Шкориным, но кто-то, совсем недалеко, вскрикнул, и Зайцев, уже не обращая внимания на взвизгивание пуль, решительно двинулся на крик.