Гибель дракона
Шрифт:
...Кусты скоро кончились. Перед Шкориным открылась небольшая полукруглая полянка, а в конце ее — тщательно замаскированный колпак дота. Амбразура была открыта, виднелись стволы трех пулеметов. Шкорин прополз еще немного. Только бы не заметили японцы! Промахнуться он не мог — до дота было не больше пяти метров. Шкорин перенес тяжесть тела на левую руку, выбирая положение поудобнее, и не заметил, что из-за дота высунулась голова японца. Они кинули гранаты одновременно.
Взрыв застал Зайцева у камня, куда он с трудом перетащил раненного в голову солдата. Дот замолчал. В тишине — она казалась теперь страшнее грохота — отчетливо прозвучал призывный клич Подгалло:
—
Оглушенные внезапной атакой, японцы откатились. Вскоре замолк и второй дот на фланге. Остался последний — на вершине сопки.
Карпов успел добраться до стыка первой и второй рот, когда японцы снова поднялись в атаку.
Японское командование подтянуло части из других узлов сопротивления, бросив в бой основные силы, намного превосходящие силы некомплектного батальона Самохвала. Стальные заслонки-двери распахнулись, и навстречу нашим войскам сплошным потоком поползли солдаты в желто-зеленых мундирах. Огневая сила японцев неизмеримо возросла. Батальон, как единое живое тело, наткнувшееся на неодолимую преграду, дрогнул и остановился.
Пушка верхнего дота то и дело злобно плевала снарядами. Цепи батальона редели. Наступал переломный момент. Казалось, что у наступающих уже не хватит сил подавить превосходство противника и остается одно — отступить, понеся тяжелые потери. В это время в центре батальона, хорошо видимое всем, поднялось и на мгновение застыло над головами залегших солдат Красное полковое знамя. Знаменосец, высокий, похожий на борца лейтенант, поднял знамя в вытянутых руках и торжественно, как на параде, пошел вперед, охраняемый только двумя настороженно сверкавшими штыками. Широкие складки знамени медленно шевелились, колеблемые слабыми порывами ветерка.
Единый возглас вырвался у всех. Солдаты поднимались. Даже раненые, покачиваясь, вставали.
Японцы, не обращая внимания на потери, шли в атаку. Карпов бросился им навстречу, стреляя из автомата. Вокруг кипела рукопашная схватка, слышались стоны, хрипы, возгласы. Где-то близко раздался голос Подгалло:
— Вперед! Победа на гребне! — он первым кинулся за знаменем.
«Жив!» — удивился Карпов, взглянув на знаменосца. Близко от лейтенанта замелькали желто-зеленые мундиры. Лейтенант упал, но знамя успело лишь чуть наклониться: его подхватил Золотарев.
Разорвался снаряд. Комья земли скрыли Подгалло. Взрывная волна опрокинула Карпова. Поднявшись, он увидел: подполковник медленно клонится набок. Карпов в несколько отчаянных прыжков опередил всех и еле успел подхватить его. Обветренные черные губы подполковника слабо шевелились. Лицо было залито кровью. Глаза тускнели, смерть гасила их.
— Вперед! Не останавливаться... — расслышал Карпов. — Только вперед... — Подгалло дрогнул, брови его поднялись, и лицо приняло удивленное выражение, словно он не мог понять, что это с ним произошло.
Карпова душила ярость. На глазах закипели слезы. Убит Подгалло!
Карпов выпрямился во весь рост и, не вытирая слез, крикнул:
— Вперед! Отомстим!
— Отомстим! Смерть самураям! — лавина солдат, намного опередив знамя, покатилась к вершине сопки.
Трупы в зелено-желтых мундирах устилали путь батальона. Вырвавшиеся вперед солдаты залегли около последнего, уже онемевшего, колпака дота.
Идя следом за атакующими, Зайцев ни на секунду не забывал о Шкорине. Воспользовавшись затишьем, он побежал к правому доту и недалеко от него увидел неподвижное тело Шкорина, наполовину скрытое раскидистым кустом бузины с яркими гроздьями ягод, похожими на пятна крови.
Шкорин дышал глубоко и прерывисто.
— Костя?.. — он слабо улыбнулся. — Заняли наши сопку?.. Да?.. Ну и ладно...
Фрол Куприянович Зотов, растерянный и бледный, в ночном халате, в сапогах на босу ногу, бегал из комнаты в комнату, собирая ценности: статуэтки дорогого фарфора, золотые и серебряные безделушки, ковры, которым было много-много лет. Вещи уже не помещались в сейфе, и Фрол Куприянович остановился перед открытой стальной дверцей, бережно прижимая к груди бронзового рыцаря — старинные голландские часы. Они были особенно дороги: в основании их были спрятаны ценные бумаги — акции японских заводов. Ужас лишил старика сообразительности. Больше смерти боялся Зотов русских войск: все его имущество будет отобрано, кому понадобится потом нищий? «Бывший винокуренных заводов владелец». Бывший!..
Близкие выстрелы вывели его из оцепенения. Зотов снова заметался по комнате, натыкаясь на стены. Он прижимал часы, не замечая, что меч рыцаря сломан и беспомощно болтается на растянувшейся пружине. Наконец, втиснул рыцаря в сейф и с трудом запер дверцу. Куда спрятать ключи? Безумным взглядом Зотов обвел стены кабинета, обитые штофными обоями, и вдруг приник к окну. На углу горел его магазин. Фонтаны огня то и дело вылетали на улицу: взрывались бутылки со спиртом. От горячего дыхания пожара коробились и сохли листья яблонь. Чуть подальше, через дорогу, какие-то темные фигуры выносили из его склада тюки, ящики, связки, выкатывали бочки. Глухо застонав, Зотов упал на стул и обхватил голову руками. Теперь он воочию увидел, как рушится его состояние. Неведомые законы властно ворвались в жизнь и сокрушили ее. В городе — коммунисты. Русские. Вот и японцы рассеялись, «яко дым от лица огня...» Страх и любопытство боролись в нем. Он боялся русских солдат, боялся своих бывших рабочих. Но непреодолимое любопытство влекло его к этим людям — взглянуть, какими они стали, что говорят, как посмотрят на него, чье имущество растаскивают сейчас. Грабят!
Фрол Куприянович решительно зашагал к складу. Он пересек улицу и подошел к широко распахнутым дверям. Исковерканный замок попался под ноги. Он поднял его и осмотрел. Никуда не годится! Отбросил в сторону. Мелькнула мысль: может, починить? И уже наклонился, чтобы поднять замок, но его толкнул проходивший мимо китаец с мешком муки на плечах. Фрол Куприянович наступил на полу своего халата и упал на четвереньки. Китаец торопливо сбросил мешок и помог старику подняться.
— Ушибся, дядя? — участливо спросил он, заглядывая Зотову в лицо, но вдруг отшатнулся и сказал сурово: — Тебе, дядя, помирай поди-ка нада. Шел бы ты домой! Ходи-ка! — решительно закончил он и подтолкнул Зотова.
Фрол Куприянович хотел по привычке выругаться, осадить зарвавшегося «ходю», но вокруг них собиралась молчаливая, хмурая толпа истощенных, одетых в лохмотья людей. Подобрав полы халата, прижимая к животу карман с драгоценными ключами, Зотов убежал в сад и, забравшись в чащу смородины, затаился, как мелкий воришка. Умирать! Всем своим существом Зотов протестовал против смерти. Он будет жить! Назло этим голодранцам! Во вред им. Врут! Опять настанут для него золотые дни, уж он сумеет рассчитаться... Кто этот китаец? Лицо как будто знакомое... Грузчик! Грузчик, которого он уволил! Болел китаец, что ли? Но имени бывшего грузчика Фрол Куприянович припомнить не мог. А имя-то и казалось ему самым главным. Без этого он не сможет найти преступника...