Гибель судьи Мрочека
Шрифт:
– Надо будет пойти.
– Да, дань уважения. Но в парадном мундире, в такую жару...
– Служба не дружба...- патетически произнес Желеховский.
– Сейчас пойду домой переоденусь. Если будет что-то очень важное, звоните.
– А что тут у нас может произойти очень важное? Не то что...- сержант стукнул пальцем по корешку книги, лежавшей на столе. На красочной обложке нарисовано испуганное лицо девушки и тень неизвестной ладони, которые сжимала нож.
– Вот приключеньице! Еще не закончил и не могу додуматься, кто же из них убийца - лорд, слуга, а может, доктор?
– Отравляете душу трагедиями империалистического
– Желеховский вздохнул и подошел к столу.
– Дадите мне потом, когда дочитаете.
– А как же ваша душа?
– Во внеслужебное время буду деморализовываться. Салют!
– Привет, шеф!
Капитан толкнул дверь, и его охватила волна горячего воздуха. Приближался полдень.
7. ЗАВЕЩАНИЕ СУДЬИ МРОЧЕКА
Земля, недавно падавшая с глухим стуком на гроб, сыпалась уже тихо. Все стояли неподвижно, и Галина улавливала дыхание почти каждого, кто собрался вокруг. Ждали. Наконец один из могильщиков взял прислоненную к пеньку табличку и воткнул ее в землю.
«Станислав Мрочек...»
Старый нотариус неторопливо сунул руку в карман уже немного поношенного черного костюма, вытащил платок и приложил его к глазам. Здесь же за ним стояла Вероника, одетая в черное, без всяких украшений, платье. Лицо было суровое, каменное, без единой кровиночки. Только глаза следили за движениями лопаты. Потом сделала шаг вперед, нагнулась и положила под табличкой несколько крупных красных роз. Выпрямилась, и молча вернулась обратно.
«Розы из нашего сада», - подумала Галина. Это внезапное осознание права на собственность, которое она не смогла сдержать, показалось ей отвратительным. Хотя и не должна была так себя чувствовать. Тадеуш был единственным наследником дяди. Взглянула на мужа, как раз приблизившегося и положившего довольно большой венок рядом со скромным букетом Вероники.
Словно по команде, к могиле начали подходить и другие. Один венок, второй, третий...
Галина читала на развернутых лентах: «Незабываемому коллеге - Городской совет», «Судье Станиславу Мрочеку - работники повятового суда». Лента еще одного венка загнулась, и видно было лишь: «... ому друг...»
Галине вдруг захотелось подойти и расправить ленту.
Тот, кто клал венок после ее мужа, пожалуй, председатель Городского народного совета, то есть по-старому бургомистр. А женщина рядом с ним, наверное, член совета. Хорошее, интеллигентное лицо. И не старая еще, хотя и не молодая. Отчетливо видны морщины, однако не старческие...
Высокая женщина, которая стояла рядом бургомистра, направилась к аллее. Траурная церемония заканчивалась.
Нотариус Гольдштейн еще раз вытер глаза, спрятал платок, а затем поспешил за высокой женщиной. Через минуту поравнялся с ней, некоторое время шли рядом молча.
Комендант милиции, что все время стоял в стороне, почти прячась за стволом столетнего дуба, проводил их взглядом, а затем снова посмотрел на свежую могилу и людей, оставшихся вокруг нее.
Между тем Гольдштейн сказал приглушенным голосом:
– Я хотел бы познакомить вас с тем молодым доктором, племянником судьи. Его жена тоже медик, стоматолог. Кажется, хотели бы остаться здесь и...
– Ну, конечно...- ответила она, не оборачиваясь, низким голосом, четко, как актриса, произнося каждое слово.
– С большим
– Спасибо. Я, собственно, это только и хотел услышать, вернее, - поправился, - был убежден, что другого от вас не услышу.
– Но...- еще одна маленькая пауза, - может, сегодня не очень удачное время для каких-то деловых разговоров? Думаю, если доктору Мрочеку нужны... мы, то он и сам найдет дорогу в больницу. Боюсь только, что молодым людям из столицы наша жизнь и работа покажутся однообразными. Лучше будет, если они придут по своей воле. Тогда
будем иметь возможность отнестись к ним самым благосклонным образом.
– Вы...- нотариус ускорил шаг, едва не став ей поперек дороги. Был намного ниже нее. Стоял сейчас, задрав голову, чтобы смотреть ей в лицо.
– Вы и я хорошо знаем, как все это было. Но уже столько лет прошло. Он лежит в могиле, ведь так? Я очень обрадовался, когда увидел вас здесь сегодня. Боялся, что можете не прийти.
– Я член Городского совета, а председатель попросил нас всех, чтобы...
– Я понимаю. Но вы могли и не прийти, если б не захотели. А, тем не менее, пришли. Почему? Я знаю почему...
– Я не хотела бы вспоминать прежние, теперь уже несущественные дела...
Она сделала движение, словно стремясь обойти нотариуса. Видно, считала разговор законченным.
– Он был моим другом...- низенький человечек наклонил голову.- Он умер. Все мы смертны. Знаю, вы думаете, что он вас обидел. Но я знал его. Всю свою жизнь до последней минуты он верил, что закон сильнее всяких человеческих чувств. Поступил тогда так не потому, что хотел навредить вам... то есть не мог принимать во внимание, чье дело рассматривает суд. Всегда говорил мне, что поступок важнее, чем наше мнение о нем. Действовал так, как должен был, потому что не умел иначе. Да я и не за него хочу просить... Знаю вашу порядочность, интеллигентность. Это не комплимент. Я действительно так думаю. И знаю, что его последним желанием было, чтобы этот молодой человек остался здесь. Поэтому очень прошу вас, чтобы... чтобы воспоминания не затронули человека, который ничего общего не имел с оскорблением, нанесенным вам... не затронули его племянника.
Их медленно обходили люди. Группами, в одиночку. Высокая женщина острым взглядом смерила старого нотариуса, раскрыла было рот, будто хотела что-то сказать, но тут же снова закрыла. Наконец тихо произнесла:
– Как вы можете думать, что я так поступлю? Я же сказала, что нам очень нужны специалисты. Молодой, способный врач был бы для больницы на вес золота, но не требуйте, чтобы...
Опять замолкла.
– Почему же? Всем известно, что заведующая больницей и покойный Станислав не жили... не жили в согласии. Все расценят это только как хороший, человечный жест с вашей стороны, если вы по собственному желанию...
Многозначительно кивнул головой, показав на людей, которых Ясинская не видела за своей спиной.
– Я представлю их вам. Вы же не против, правда?
– Конечно, не против. Осознаете ли вы, что говорите?
– Прошу прощения. Совсем не хотел обидеть вас. Но... Я очень за это переживаю.
– Я не потому не желаю знакомиться с доктором Мрочеком в этот момент и разговаривать с ним об устройстве на работу, что дядя его когда-то несправедливо обошелся со мной, а потому, что...