Гибель веры
Шрифт:
– Точно не знаю. Мне позвонили сегодня утром и сказали, что сломана нога. Но думают, может быть поврежден мозг.
– Кто так думает?
– Не знаю. Все это говорил тот, с кем я разговаривал по телефону.
– Но сейчас вы в больнице?
– Да.
– Как они узнали, что надо связаться с вами?
– Полиция явилась в ее пансион – на сумке был адрес. Думаю, владелец назвал им фамилию моей жены, он помнил, что Марию туда устраивали мы. Но они не потрудились позвонить мне до сегодняшнего утра; после этого я сразу
– Почему вы мне позвонили?
– Мария в прошлом месяце поехала в Венецию, мы поинтересовались, куда направляется; сказала, что собирается поговорить с полицейским, по фамилии Брунетти. Не сообщила о чем, а мы не спросили – не подумали как-то. Сейчас вот сообразили: вы ведь тот самый полицейский и вам, наверно, надо дать знать, что с ней случилось.
– Спасибо, синьор Сасси. Очень рад, что вы мне позвонили. Скажите, как она вела себя, после того как встретилась со мной?
Если Сасси и решил, что это странный вопрос, в голосе его не промелькнуло и намека на это.
– Как обычно. А что?
Брунетти предпочел не отвечать, а вместо этого спросил:
– Сколько вы там еще пробудете?
– Не очень долго. Мне надо обратно на работу, а жена – с внуками.
– Как фамилия врача?
– Этого я не знаю, комиссар. Тут такой бардак. Санитарки сегодня бастуют, так что трудно найти кого-то, кто что-нибудь скажет. Похоже, никто ничего не знает о Марии. Не могли бы вы сюда прийти? Может, вам они уделят внимание.
– Буду там через полчаса.
– Она очень хорошая, – заключил Сасси. Брунетти, который знал ее шесть лет, полностью разделял это мнение – справедливые слова.
Когда Сасси повесил трубку, Брунетти позвонил вниз Вьянелло и велел ему найти рулевого и лодку, а потом быть готовым выехать на Лидо в течение пяти минут. Приказал оператору соединить его с больницей на Лидо и попросил к телефону кого-нибудь из приемной «Скорой помощи». Его переключили на гинекологию, хирургию и кухню. Разозлившись, он повесил трубку и побежал вниз по лестнице к Вьянелло, Бонсуану и ожидающему катеру.
Пока пересекали лагуну, он рассказал Вьянелло о звонке Сасси.
– Ублюдки! – заклеймил Вьянелло тех, кто были в машине и скрылись. – Не остановились – бросили ее умирать у обочины.
– Может, им того и надо было. – Брунетти увидел, что до сержанта внезапно дошло.
– Ну конечно. – Вьянелло даже глаза прикрыл – как просто. – Но мы даже не ходили в casa di cura задавать вопросы. Откуда они знают, что она с нами говорила?
– Мы ведь понятия не имеем, что она делала с тех пор, как была у меня.
– Нет, не имеем. Но не могла же она так сглупить – пойти и обвинить кого-то?
– Она провела большую часть жизни в монастыре, сержант.
– И что это значит?
– Это значит, что, возможно, думает так: достаточно внушить кому-нибудь, что он нехорошо поступил, и тот отправится в полицию,
Беспечно, однако, это прозвучало – он тут же пожалел, что так легкомысленно высказался.
– Я имею в виду, что она не очень хорошо судит о характерах, возможно, и многие побуждения для нее не очень понятны.
– Полагаю, вы правы, синьор. Монастырь, скорее всего, – не лучшее место для подготовки к житью в мерзком мире, созданном нами.
Комиссар не придумал, как ответить, и молчал, пока лодка не вошла в один из причалов для «Скорой помощи» на задах Оспедале-аль-Маре. Выпрыгнули из лодки, а Бонсуану велели подождать, пока разберутся, что происходит. Распахнутая дверь вела в белый коридор с цементным полом. К ним поспешил санитар в белом халате.
– Вы кто? Что вы тут делаете? Отсюда входить в больницу никому нельзя!
Не обращая внимания на то, что он говорит, Брунетти достал свое удостоверение и махнул им санитару.
– Где приемная «Скорой»?
Тот явно размышлял, стоит ли им сопротивляться. Но взяло верх обычное итальянское нежелание возражать власти, особенно ее представителям в форме, и он показал им, куда идти. Через несколько минут они стояли у стола дежурной сестры; за ним – открытые двойные двери в длинный, ярко освещенный коридор. За столом никого, на несколько призывов Брунетти никто не отозвался. Через несколько минут из дверей выскочил человек в помятом белом халате.
– Извините… – И Брунетти вытянул руку, чтобы задержать его.
– Да? – отреагировал он.
– Как мне выяснить, кто дежурит в приемной «Скорой помощи»?
– Зачем вам это?
Снова Брунетти вытащил и показал удостоверение. Человек в халате всмотрелся поочередно в документ, потом в его обладателя.
– Что вы хотите узнать, комиссар? Я как раз тот, кто обречен дежурить в приемной.
– Обречен? – переспросил Брунетти.
– Извините за преувеличение. Нахожусь здесь последние тридцать шесть часов, потому что санитарки решили устроить забастовку. Я пытаюсь заботиться о девяти пациентах с помощью одного дневального и одного интерна. И вряд ли мне помогает, что я стою тут и вам это рассказываю.
– Извините, доктор, не могу арестовать ваших санитарок.
– Жаль. Чем могу служить?
– Я пришел из-за женщины, которую привезли сюда вчера. Сбита машиной. Мне сказали, что у нее сломана нога и повреждение мозга.
По этим сведениям врач моментально определил, о ком идет речь.
– Нет, нога не сломана. Это плечо, и то лишь смещение. А вот несколько ребер, возможно, сломаны. Но меня беспокоила травма головы.
– Беспокоила, доктор?
– Да. Мы отправили эту пациентку в Оспеда-ле-Чивиле меньше чем через час после того, как ее привезли сюда. Даже если бы у меня был штат, чтобы работать с ней, мы не располагаем оборудованием для лечения такой черепной травмы.