Гибель Византии (сборник)
Шрифт:
Максим удалился.
Оставшись одна, Инеса не могла уже сохранить то напряженное спокойствие, которое до сих пор выказывала. Слезы подступили к горлу и она неудержимо зарыдала.
Весть о победе Искандер-бека над Мурадом при Крое привела в восторг почти всех европейских государей. Этой победе радовались повсеместно и многие спешили выразить эту радость посольствами с поздравлением и дорогими подарками. Венецианское и венгерское посольства скоро прибыли в Крою, но оказалось, что Искандер-бек,
В Дураццо было множество народа со всех концов Европы. В войске Искандер-бека, благодаря его необыкновенным успехам в борьбе с турками, было и до этого времени немало воинов; после же битвы при Крое число их удвоилось.
Архиепископ, в качестве любезного хозяина, постоянно устраивал приемы для знатных гостей. Приезжие сосредоточивались главным образом на набережной.
— Синьор, синьор, — кричал какой-то венецианец, сидевший за стаканом вина, другому, проходившему мимо, — откуда эта галера пришла?
— Из Константинополя.
— А, из Константинополя! Это интересно.
С этими словами венецианец направился туда, где стояло пришедшее судно.
— Ба! Синьор Джамбатисто, вас ли я вижу? Откуда?
— Из Константинополя с галерой, что стоит в гавани.
— Чудесно! Вы, конечно, расскажете нам новости?
— Охотно; но предварительно намерен чем-нибудь утолить голод, так как наша галера стоит всего два часа.
Земляки уселись за поданное кушанье. Появилось вино.
— Император Иоанн Палеолог умер? Это верно?
— О, уже более месяца тому назад! — отвечал человек, которого называли Джамбатисто.
— Кто же на престоле?
— Представьте себе, никого.
— Как так?
— Вдовствующая императрица хочет возвести на престол деспота Дмитрия, а Константин свои права не уступает; младший брат Фома, деспот морейский, стоит за старшего брата Константина.
— Какие же основания у Дмитрия?
— Те, что он порфирогенит, то есть рожденный в то время, когда отец был уже императором, а Константин рожден до вступления на престол отца.
— Но ведь Мурад может воспользоваться этими разногласиями?
— И мог бы давно, — отвечал Джамбатисто, — но после поражения под Кроей он предается только оргиям и говорит, что дни его сочтены. Несмотря на это, деспот Фома отправил к Мураду посольство с ходатайством, чтобы султан признал Константина императором.
— Вот как? Стало быть греки признают над собой власть Мурада?
— Да, почти. Хотя Фома это мотивирует тем, что Мураду, как доброму соседу, интересен мир и спокойствие.
— Ну, и что же?
— Уже наша галера была нагружена и выходила, когда в городе распространился слух, что Мурад признал императором Константина.
Джамбатисто,
— Теперь позвольте у вас спросить, — сказал он, поставив опорожненную кружку на столик, — откуда это венгры набрались в Дураццо? В этих местах их никогда не бывало, а теперь вон на горе несколько человек; в постоялом дворе трое закусывают.
— Это послы от Матвея Корвина с поздравлением к Искандер-беку; я тоже с посольством приехал и поджидаю Искандер-бека, он скоро должен быть сюда из Охриды.
— А, понимаю! Стоит, конечно, стоит, что и говорить — герой! Жаль, умер Гуниад, это был достойный его сотоварищ.
— По мужеству и искусству, но не по искренности, — возразил венецианец.
— Знаете ли, — значительно заметил Джамбатисто, — по-моему, венгры когда-нибудь с турками заодно пойдут, потому что родня.
— Ну, нет, Матвей Корвин просвещенный король.
— Пустое, синьор! Теперь просвещение клонится к тому, чтобы подорвать католицизм, чтобы уронить папу, а если возможно прогнать поганых турок в Азию, то только крестовым походом, под руководством папы. Оно и выходит, что просвещение в данном случае на руку туркам.
Во время этого разговора на набережной стало замечаться какое-то возбуждение, особенно на горе, где собралась группа венгерцев и венецианцев из посольства. Они указывали на открытое море. Там на горизонте виднелись три галеры, быстро идущие на веслах и парусах. Тотчас же более возвышенные места на берегу были усеяны народом, масса любопытных наполнила суда, некоторые взбирались на мачты.
Было роскошное утро, галеры весело скользили по гладкой водной поверхности и держали свой путь к гавани. Передняя галера была убрана цветами и коврами.
— Флаг неаполитанский! — пронесся говор, когда галеру можно было рассмотреть.
— Посольство от короля Альфонса к Искандер-беку! — пронеслось повсюду.
— Дайте знать архиепископу, — суетился венецианский посол.
Между тем, на палубе галеры уже ясно можно было различить людей, они все в парадных одеждах стояли на носу судна.
— Да здравствует князь Александр! — раздалось явственно с галеры, причем пассажиры, снимая шляпы, трясли ими в воздухе.
— Виват, король Альфонс! — загремело с берега.
— Живио, князь Александр! — раздалось на утлых рыбачьих лодках далматинских словенцев, которые покачивались на ровной поверхности моря.
Восторженные приветствия продолжались все время, пока галеры лавировали при входе в гавань. Наконец они остановились.
Появившийся в это время архиепископ Павел Анджело, с крестом в руке, увеличил восторг толпы. Во главе посольства шел адмирал короля Альфонса, за ним следовали испанские гранды и неаполитанские синьоры, между которыми находился Максим Дука. Процессия отправилась в капеллу епископа, а по окончании короткого благодарственного молебна к архиепископу.