Гиблая слобода
Шрифт:
1Бурвиль — известный во Франции исполнитель комических песенок. — Прим. ред.
Ла Суре поднял свой внушительный нос:
: —Привет, Жак. Что-нибудь не ладится?
Жако стоял очень прямо, слегка расставив ноги, крепко упираясь ими в землю. Он потер руки, словно собирался засучить рукава рваной блузы, которую носил поверх комбинезона. Выпятив грудь, закинув назад голову — шейные мышцы напряглись. Не сводя глаз с парня в защитной
— Чего он добивается, этот субъект?
— Парень ищет работы. А тебя какая муха укусила?
— Он парашютист, — выпалил Жако.
— Знаю, — спокойно ответил Ла Суре. — Парень мне все объяснил. Он демобилизовался и ищет работы.
И делегат направился было к начальнику, но Жако опять преградил ему дорогу.
— Послушай! Он явился из Индокитая. Пусть себе убирается туда, откуда приехал! — Жако повысил голос.
Резко передернув плечами, парашютист поправил свой вещевой мешок и крикнул Ла Сурсу:
— Сопляк начинает мне действовать на нервы. Уж если он очень этого добивается, то получит по счету сполна!
Делегат взял Жако за руку и проговорил серьезно:
— Выслушай меня…
— Ну, нет! — запальчиво крикнул Жако, вырвав руку. — Ну, нет!
Ла Суре посмотрел на обоих парней, стоявших друг против друга в воинственной позе. Он снова схватил Жако за руку, на этот раз гораздо крепче, и оттащил назад.
— Ты сейчас же отправишься, как миленький, на свое рабочее место, — сказал делегат негромко, но отчеканивая каждое слово.
Тогда Жако снова высвободился и, вытянув шею, бросил прямо в лицо Ла Сурсу:
— Незачем было тогда морочить нам голову всеми этими разговорами о «грязной войне» в Индокитае, да еще на профсоюзном собрании. Факт, незачем!
Он сунул руки в карманы, сделал несколько шагов к своему рабочему месту, но вдруг резко обернулся и, указывая рукой на парашютиста, крикнул:
— Я-то ведь знаю этого типа! Сам с ним дрался!
— Черт побери! Уж на этот раз…
Парашютист хотел было броситься на Жако, но делегат удержал его.
— Послушай-ка меня, Жако, — проговорил он гневно, — человек вовсе не обязан подыхать с голоду из-за того, что он проболтался три года в Индокитае. Если ты неспособен это понять, зайди ко мне немного погодя, и я тебе все популярно растолкую. Ну, а если тут дело в личных счетах, то улаживайте их между собой сами!
Делегат пропустил парашютиста вперед и, обернувшись, крикнул:
— Только вам придется заняться этим не на строительстве, даю слово!
Жако повернулся к ним спиной и зашагал, расправив плечи, все так же высоко держа голову, шаркая стоптанными башмаками по гравию. Он яростно схватил пустую тачку.
— Что случилось? — спросил бетонщик.
— Ничего!
Перед
— Подожди меня здесь минутку, пойду закину удочку.
Постучав, он открыл дверь.
— Здравствуйте, мсье Лашеналь.
— Здравствуйте, Ла Суре, скорее закрывайте дверь, а то печь дымит.
— Мсье Лашеналь, я привел к вам парня, который хотел бы у нас работать, а на втором объекте как раз нужны подсобные рабочие…
— Опять один из ваших протеже, Ла Суре? Просеянный сквозь сито, сквозь «красное» сито?
Делегат молча пожал плечами.
— Ладно. Посмотрим… — сказал Бурвиль. — Но вашему приятелю придется немного подождать. Мне надо с вами поговорить.
Бурвиль присел на корточки, помешал кочергой в печке, подбросил угля и опустился на табурет возле чертежной доски с наваленными на нее проектами.
— Садитесь, Ла Суре.
Делегат сел на другой табурет.
— Берите сигарету, — предложил Бурвиль, придвинув к нему начатую пачку.
— Спасибо, — проговорил делегат.
Он вытащил из кармана кисет, вынул из него листик папиросной бумаги и принялся сворачивать необычайно тонкую сигарету. Бурвиль внимательно наблюдал за ним, приглаживая короткие пряди волос, падавшие на лоб. Он немного отодвинул табурет, положил ногу на ногу… На нем были короткие вельветовые штаны бурого цвета, гетры и слишком узкая куртка, надетая на толстый свитер, по — видимому, связанный женой. Волосы у начальника были рыжеватые, а кожа бледная, как у крестьянина, оторвавшегося от земли, покрытая бесчисленными веснушками.
— Послушайте, Ла Суре, в этом деле я тоже нахожусь под ударом, не меньше чем рабочие.
Делегат вынул зажигалку. Это была большая зажигалка из красной меди, и Ла Сурсу, видимо, доставляло огромное удовольствие держать ее в руках, вертеть, ласково поглаживать большим пальцем.
— Подумайте об этом хорошенько, Ла Суре.
Делегат поплевал на зажигалку и, прихватив пальцами рукав куртки, принялся начищать медную поверхность. Наконец он решился открыть зажигалку и закурил свою тощую сигарету.
— Видите ли, мсье Лашеналь, я пока что не уполномочен обсуждать этот вопрос.
Он замолчал и взглянул на свою сигарету.
— Хочу таким манером отучиться курить:' сыплешь в сигарету все меньше и меньше табаку, и она становится все тоньше. Я уж больше месяца этим занимаюсь. Скоро буду курить одну бумагу.
Ла Суре вздохнул.
— Беда только, что они все время тухнут.
Он опять зажег свою тонюсенькую сигарету и проговорил, вертя в руках зажигалку:
— Вы, верно, скажете, что, пока канителишься, зажигаешь ее, хоть не травишь себя дымом…