Гиблая слобода

Шаброль Жан-Пьер

Рей потерял контроль над собой. Он уже не возвращал ударов, а пытался неловко защищаться. Казалось, он сразу позабыл все профессиональные навыки и теперь беспомощно метался из стороны в сторону. Голова его болталась от непрерывных ударов. Кровь стекала на грудь, капала на ковер. Зрители, сидевшие в первом ряду, вытаскивали из кармана газеты и закрывали ими рубашки, костюмы. Перед глазами Рея ходили красные круги. Он опустил на миг веки, и тут же кулак Дюбуа с быстротой молнии всей тяжестью обрушился на его подбородок.

Рей полетел

на пол, ударился плечом, перевернулся на спину и в конце концов оказался на четвереньках. Противник подождал, пока Рей скатится к его ногам, затем отошел в противоположный угол, оперся руками в перчатках о канаты и слегка согнул одну ногу, готовый в любую минуту ринуться в бой.

Рей попытался подняться, оперся на одно колено и поставил ногу на пол. Судья считал в полной тишине, нарушаемой лишь прерывистым дыханием двух тысяч людей:

— …пять… шесть… семь… восемь…

Прозвучал гонг.

Мсье Шарль бросился на ринг. Он схватил Рея за плечи, поднял его и, дотащив до угла, усадил на деревянную скамью. Началась процедура лечения раненого боксера. Один секундант окунал лицо Рея в таз с водой, другой придерживал на затылке резиновый пузырь со льдом, третий давал ему нюхать соль. Мсье Шарль быстро вытер полотенцем лицо боксера, зажал пальцами рану над бровью и покрыл ее коллодием. После этого Рея принялись расти рать массажным маслом, в нос ему совали кисточку, к глазам прикладывали вату.

Парни из Гиблой слободы сидели как громом пораженные, низко опустив головы.

— Пусть лучше плюнет на все, знаешь!

— Его убьют! — хныкал Мимиль.

— Черт побери всех! — повторял Рири, у которого, как ни странно, сна не было ни в одном глазу.

Жако неожиданно напустился на ребят.

— Тряпки! Трубки клистирные! Рохли! Россомахи! Мокрые курицы! Мокрохвосты! Ишь хвосты поджали! — ругал он их. — Пусть возьмет себя в руки, лодырь проклятый! Пусть задаст ему хорошенько! Черт возьми! Нельзя же так! Погоди ты у меня, погоди!

Жако готов был броситься на ринг. Ребята силой удерживали его. Люди показывали пальцем на молодежь из Гиблой слободы. Никто уже не смотрел на ринг, все взгляды были прикованы к двум передним взбунтовавшимся рядам в десяти метрах от боксеров.

Жако, не псмня себя от бешенства, избавился в два счета от Мимиля и Ритона, ухвативших его за плечи, отбросил Клода, который скатился прямо в проход, вскочил на кресло и, подняв свои длинные руки, принялся орать:

— Рей! Рей! Ты меня слышишь, Рей? Эй, отойдите вы там, бездельники!

Секунданты невольно отстранились. Рей медленно повернул голову к Жако, стоявшему во весь рост внизу, в зале.

— Ты меня видишь, Рей? Это я, Жако! Жако! Ты меня слышишь? Ты его изничтожишь, понял? Изничтожишь! Понял? Черт возьми!

У Жако глаза вылезали из орбит. Прозвучал гонг. Все парни из Гиблой слободы вскочили на кресла, публика, сидевшая сзади, протестовала:

— Садитесь, ничего не видно… Садитесь! Садитесь же!

—

Заткните глотку! — бросил через плечо Рири.

Вдруг Жако крикнул голосом необычайной силы, наполнившим весь зал и заставившим содрогнуться даже стены:

— Рей!.. Рей!.. Вспомни о своей матери! О матери, Рей! Рей!

Вся молодежь из Гиблой слободы подхватила хором:]

— Рей! Рей! Рей! Рей!

И продолжала кричать не умолкая.

Рей бросился на Аля Дюбуа. Тот встретил его двумя короткими ударами в грудь, но они, казалось, пришлись по стене. Даже не прикрываясь, Рей нещадно избивал противника. Руки его двигались все стремительнее, кулаки все быстрей опускались на руки, плечи, лоб Аля Дюбуа, сжавшегося в комок под этим неожиданным градом ударов. Боксер хотел было прибегнуть к прямому удару, но при этом оставил без прикрытия висок, на который тотчас же со всей силой обрушился левый кулак Рея. Дюбуа зашатался, расставив руки, и от правого удара в печень отлетел на другую сторону ринга, но, прежде чем он растянулся на ковре, Рей нанес ему в челюсть два коротких удара, положивших конец бою.

Возвращались домой с триумфом. В раздевалке врач наложил четыре шва на рассеченную бровь Рея. Ребята вынесли боксера на руках. Они как очумелые скакали и прыгали по мостовой Гиблой слободы. От радости запускали камнями в лампочки городского освещения, а людям, посмевшим спать, закрыв окна и ставни, в эту ночь все равно пришлось узнать, каков был результат матча.

От избытка чувств Жако с такой силой хлопнул Шантелуба по спине, что чуть не вывихнул ему плечо.

— Твой номер был чертовски хорош!

— Мой что?

— Твоя речь!

Мадам Валевская не ложилась спать: она клала компрессы на лоб сына, свалившегося прямо в одежде на кровать, и прислушивалась к голосам Жако, Клода, Рири и других ребят, чей восторженный рев долетал до окна мансарды.

* * *

По воскресеньям шикарные машины уже не проезжают мимо, и люди мрачны, оттого что не могут посылать им вдогонку проклятий.

А будни стали еще мрачнее.

Каждый дом пробуждается в дрожи предрассветной мглы. Дрожащий, глупый, назойливый голос будильника нарушает своим дребезжанием покой спящих и вырывает их из теплой постели.

Приходится вставать в ледяной комнате. Приходится разжигать печку, подогревать завтрак и — самое страшное — умываться холодной водой.

Семейству Леру приходилось каждое утро отогревать насос колодца, вскипятив приготовленную заранее в чайнике Боду; но, видно, даже это было роскошью, и насос испортился, как назло, в самый разгар зимы. Тогда Жако и его семья стали завсегдатаями колодца во дворе У донов и Гобаров. Приходится два раза в день ходить туда вдвоем, чтобы принести воды в баке для белья. Но стоит матери взяться за эту посудину, как остальные члены семьи тут же начинают отлынивать от своих обязанностей, придумывать наперебой всякие неотложные дела.