Гиблая слобода
Шрифт:
Он подошел к Жако, опустил глаза и, положив руку ему на плечо, пробормотал:
— Я хотел тебе сказать… словом… сказать вам всем… словом… вы были… вы поступили просто…
— Оставь меня в покое. Ступай лучше работать…
Полэн еще раз посмотрел на Жако и подошел к груде балок. Он взвалил на плечо одну балку, положил сверху три тяжелые доски и, придерживая их головой, выпрямился. Ноша на миг заколебалась. Полэн выровнял ее и крикнул Жако:
— На стройке все же работать лучше, чем копаться в земле. Здоровье себе не портишь! — И направился к лестнице, словно муравей,
Жако пожал плечами и прошептал:
— Ничуть не поумнел, гнет себе спину — и доволен… — И прежде чем снова взяться за работу, крикнул ему ласково вдогонку: — Ну и балда же ты!
Полэн обернулся с восхищенной улыбкой, и доски на его плече описали полукруг.
Каким образом Милу оступился? Никто так и не понял. Каким образом Милу повис в воздухе?.. Трудно представить… Парень работал на конце балки, торчавшей над бездной. На четырнадцатом этаже, на высоте тридцати метров. Он разбирал опалубку карниза, вытянув над головой руки, упершись ногами в балку, на самом краю пропасти.
Быть может, это случилось, когда Милу отдирал доску или когда отрывал планку… Только он вдруг потерял рав новесие, качнулся назад, голова его запрокинулась, руки взметнулись. Он испустил дикий вопль.
Над забетонированной площадкой пятнадцатого этажа тянулась стрела подъемного крана, бездействующего крана со стальным тросом и крюком на конце. Опрокинувшись назад, Милу ударился о трос, зацепился за него ногой, вытянул руки, ухватился за трос и, скользя вниз, завертелся над пропастью. Теперь, держась обеими руками за крюк, он висел в воздухе.
Трос раскачивался. Милу судорожно болтал ногами. Он попытался было уцепиться за балку, но она была слишком далеко и высоко от него, к тому же трос качался все тише, все медленнее и наконец совсем остановился. Тогда Милу, подвешенный за руки, с головой, ушедшей в плечи, стал кружиться на месте, по — прежнему конвульсивно дергаясь. Трос то скручивался, то раскручивался, три с половиной оборота в одном направлении и три с половиной — в другом. Милу не переставая кричал — протяжный, пронзительный, однотонный нечеловеческий крик.
Ребята, работавшие наверху, свесились над самым краем покрытия. Отовсюду сбегались рабочие — из цеха сборных элементов, из столярной мастерской, со второго этажа другого здания.
— Кран! Кран! Кран! — орал Жако.
Но длинный Шарбен и парашютист опередили его и бросились к кабине крановщика, оказавшейся как раз над покрытием.
— Держись, Милу! Не дрейфь! Сейчас спустим тебя полегонечку!
Милу выбивался из сил. Он уже не болтал ногами. По ним лишь изредка пробегала судорога. Он равномерно вращался то в одном направлении, то в другом: агония человека, которого не сумели как следует повесить.
Шарбен сел в железное кресло крановщика. Положил руку на рычаг тормоза. Что-то вдруг защекотало лоб, он потер его — рука стала мокрой от пота.
Видимость из кабины очень плохая. При маневрировании крановщику помогает рабочий, называемый сигнальщиком. Стоя на перекрытии, он показывает условными жестами, куда направлять стрелу, далеко или близко находится площадка, не пора ли тормозить
Обязанности сигнальщика взял на себя парашютист. Равномерно, ритмично поднимая и опуская перед собой руки, он дал знак разматывать трос.
Не спуская глаз с сигнальщика, Шарбен медленно отпустил тормоз. Послышался скрип. Шарбен нажал рычаг. Грос был все так же неподвижен. Шарбен нажал еще сильнее. Грос не шелохнулся. Шарбен повернул рычаг до отказа так, что тот ударился о предохранитель. Трос и не думал разматываться. Стоя против кабины, парашютист стал быстрее размахивать руками, словно хотел сказать: «Поторопись, ну же, разматывай…» Лицо Шарбена исказила мучительная гримаса, он закрыл глаза. Капля пота скатилась со лба. Он нащупал ногой конец троса, надавил на него, подтолкнул. Ничто не изменилось. Парашютист выходил из себя. Шарбен все сильнее и сильнее бил ногой по тросу. Вдруг барабан начал крутиться, и трос со свистом полетел вниз.
Парашютист все больше наклонялся над бездной, вдруг он выпрямился с перекошенным от волнения лицом и, растопырив пальцы, стал плавно разводить руками, показывая Шарбену, что нужно замедлить ход.
Блок крана визжал, металлические части поскрипывали. Надо было соблюдать предельную осторожность. Крановый тормоз не автомобильный. Им не затормозишь постепенно. Он сразу останавливает ход, и вызванный этим толчок может сбросить на землю висящего на крюке человека.
Медленно — медленно Шарбен потянул рычаг на себя…
Теперь парашютист опустил левую руку вдоль бедра, а правую поднес к левому плечу, словно по команде «на караул». Затем стал постепенно сближать обе руки, показывая, на каком расстоянии находится земля от приближавшегося к ней живого груза. У Шарбена вырвался сдавленный стон.
Руки парашютиста были уже всего на расстоянии тридцати сантиметров друг от друга. Шарбен дрожал с ног до головы. Пот ручьями стекал по его лицу и падал на цементную пыль, покрывавшую свитер. Кожа на пальцах натянулась от напряжения. Он медленно продолжал тащить рычаг на себя. Вдруг сердце у него сжалось от ужаса, и он наклонился вперед. Барабан крана ни с того ни с сего перестал вращаться. Трос застопорился, щелкнул, натянулся, затем снова ослабел, размотался на несколько сантиметров и застыл в полной неподвижности.
Парашютист, воздев руки к небу, хрипло выкрикнул ругательство. Страшное ругательство, хоть и не очень понятное.
Машинально Шарбен закрыл тормоз. Ударил каблуком о трос, и тот, освободившись от какой-то помехи, легко подался у него под ногой и опять стал разматываться.
Тогда Шарбен выскочил из кабины…
Он вихрем спустился с пятнадцатого этажа по лестнице без перил. Спрыгнул на землю. Взглянул прежде всего на крюк грузоподъемного крана: пустой крюк тихо покачивался в воздухе на высоте более пяти метров над землей. Шарбен бросился вперед, решительно растолкал стоявших тесным кругом рабочих. Милу как раз поднимали с земли. Он был мертвенно — бледен. Жако и Морис держали его под руки с обеих сторон. Он уперся в землю одной ногой, затем другой, привстал. Открыл глаза и улыбнулся.