Гиблая слобода
Шрифт:
— Ну, знаете ли, теперешняя молодежь… — принялся рассуждать кто-то из пассажиров.
Сколько у них проводилось собраний! Чуть ли не каждый день. Рабочие шли прямо на свои обычные места, садились, свертывали тощие сигареты и умолкали, как только первый оратор просил слова. Но сегодня все смеялись, шутили и никак не удавалось добиться тишины: ведь это собрание было особое, не такое, как другие.
Слово взял Баро.
— Товарищи, мы одержали победу. Крупную победу, но не окончательную. —
Помещение столовой задрожало от аплодисментов, парни смеялись, хлопали себя по ляжкам.
Баро обернулся к Ла Сурсу с сокрушенной улыбкой. Он хотел было постучать по столу, чтобы водворить тишину, но
Ла Суре удержал его за руку, и они дали рабочим возможность шуметь и ликовать, сколько душе угодно.
Постепенно смех умолк, и все взгляды обратились к столу, за которым терпеливо сидели оба делегата. Рабочие опять заняли свои места и затихли. Одни облокотились о столы, другие положили ногу на ногу, зажав руки между коленями. Все напряженно ждали.
Наконец Ла Суре медленно поднялся.
— Товарищи… — Голос его звучал серьезно. — Товарищ Баро сказал, что победа наша не окончательная. И вот почему: министерство принимает нас в свое ведение, но лишь до окончания начатых работ. Что касается двух других запроектированных зданий, у которых выведены лишь фундаменты, то министерство будет дожидаться, когда какая-нибудь компания возьмется за дело и доведет его до конца. Это может затянуться на несколько месяцев. Вот почему министерство решило сократить известное число рабочих. Точнее, тридцать человек.
Наступило продолжительное молчание, затем в зале стал нарастать глухой шум. Недовольное гудение, прерываемое гневными возгласами.
Ла Суре поднял руку, требуя тишины.
— Послушайте, товарищи, мы вместе вели борьбу… и было бы естественно… словом… мы хотели бы закончить ее так же, как начали, все вместе. — Он сделал паузу. Все взоры были устремлены на него. — Товарищи, за вами последнее слово.
Делегат опустил глаза и принялся рассматривать сгол, затем проглотил слюну, взглянул прямо на собравшихся и громко заговорил:
— Есть два возможных решения. Первое: мы примем предложение министра. Тридцать из нас уйдут со стройки. Ясно, мы их не оставим на произвол судьбы. Каждый из нас станет вносить часть своей получки, чтобы выплачивать им пособие в размере средней заработной платы до тех пор, пока они не найдут нового места. Мы поможем им найти работу и на других стройках. А когда какая-нибудь компания придет на смену Акционерному обществу, их первыми примут на нашу стройку… — Он на мгновение
Он закашлялся, вытащил платок и громко высморкался.
— Второе решение следующее: мы продолжим борьбу в тех же условиях до победы, на этот раз до полной победы. —
Ла Суре повернулся к другому делегату и сказал, понизив голос: — Мы с товарищем Баро подробно обсудили этот вопрос. Наше мнение, что следует… словом, мы оба стоим за первое решение. — И прибавил поспешно: —Но последнее слово остается за вами.
Надолго воцарилась тишина, не слышно было ни шарканья ног по полу, ни скрипа скамеек. В печке, набитой спилками, раздался слабый взрыв, все вздрогнули. Ла Суре снова заговорил:
— Список тридцати рабочих, подлежащих увольнению, был составлен в министерстве. Этот список у меня здесь.
Он похлопал ладонью по листку бумаги с фамилиями, напечатанными на машинке.
— Вот что я хочу предложить. Мы перейдем сейчас к голосованию. Но список я оглашу лишь в том случае, если вы выскажетесь за первое решение, и тот, кто попал в этот список, подчинится воле большинства. Согласны?
Шум пробежал по рядам. Рабочие задвигались, усаживаясь поудобнее.
— Ладно, раз вы согласны… — Ла Суре помедлил: — Ладно… тогда мы приступим к голосованию.
Он откашлялся и объявил:
— Прошу поднять руку тех, кто за первое решение, то есть за то, чтобы принять предложение министерства: мы возобновляем работу в нормальных условиях с выплатой установленной заработной платы, но вместе с тем соглашаемся на увольнение тридцати товарищей или же сами уходим, ежели попадем в число тридцати человек, упомянутых в списке.
Никто не шелохнулся.
Тогда очень медленно Ла Суре поднял правую руку, растопырив пальцы. Затем со скамейки встал Баро, незаметно приблизился к Ла Сурсу и тоже тихонько поднял руку.
Прошло несколько секунд. Вдруг под чьей-то тяжестью скрипнул пол. Рабочие обернулись: это встал со своего места грузный Панталон. Он раскрыл рот, словно собираясь заговорить, потом закрыл его и медленно поднял руку. Папаша Гобар пожал своими массивными плечами и, продолжая сидеть, тоже поднял руку. Уже некоторое время в глубине зала, за печкой, слышался какой-то прерывистый шепот. Это Хуашуш что-то объяснял по — арабски другим алжирцам. Он вскочил, поднял руку, за ним последовали Моктар, Салем, Али и Ахмед. Потом подняли руки все североафриканцы.
Теперь уже по всему залу вставали рабочие и поднимали руки, глаза у них были странные, мрачные.
Жако проворчал что-то, но никто его не понял, и тоже встал. За ним встали парни из Гиблой слободы, затем из Шанклозона.
Ла Суре считал про себя. Окончив, он заявил:
— Сто пятнадцать голосов. Товарищи, вы единогласно высказались за первое решение.
Он опустил руку, говоря:
— Садитесь.
Рабочие опустили руки, но остались стоять.
Ла Суре тихо произнес: