Гильотина для Фани. Невероятная история жизни и смерти Фани Каплан

Решетов Сергей Афанасьевич

– Понимаешь, Коля, – Петрович даже и не помнил, когда в последний раз его называл по имени шеф, – не сделал бы этого, сдох бы тут же в кабинете….Прости меня Коля…

– Та…та шо вы, Владимир Иванович, – Петрович чуть не плакал, – да я за вас…

– Знаю, Коля, всё знаю. Теперь садись и будем работать. Первое – снимай под мою ответственность со всех объектов людей и найди мне моего соседа Борю Крамера, хоть из-под земли достань, а привези мне его, только живого. Слышишь, Петрович, – жи-во-го. После ухода Петровича он вызвал Турчанинова и приказал: «Группу захвата к посольству Израиля,

брать всех подряд, кто появиться хотя бы рядом с посольством».

– Эх, Семёнов, Семёнов, – с горечью думал генерал, – столько лет потратить на поиски, а плёнка всё это время была на расстоянии вытянутой руки. Доведу операцию до конца и на пенсию – окончательно и бесповоротно решил генерал.

Машина с номерами шведского посольства была припаркована в тихом Островском переулке, рядом с Пречистенкой. Ключи были прилеплены простым детским пластилином к внутренней стороне заднего колеса. Такая договорённость была у Адама с коллегами из посольства. Машину эту они нашли уже поздно вечером и Дора села за руль, поскольку знала Москву, как свои пять пальцев. Адам из телефонной будки сделал ещё один звонок и получил ещё одну короткую, но ёмкую информацию: «Наш совместный ужин отменяется, перекусите где-нибудь у Большого театра, говорят, там вкусно кормят, не пожалеете». И всё.

Из этого короткого монолога Адам понял, что в посольство соваться нельзя – их там ждут, телефон тоже наверняка «слушают», а Боря Крамер гуляет в ресторане где-то у Большого театра. О чём он и рассказал Доре. «Метрополь, больше там ничего приличного нет», – коротко бросила Дора, завела машину и они поехали в сторону центра.

А в это самое время, Боря Крамер сидел в своём любимом шаляпинском кабинете Метрополя на втором этаже с руководителями делегаций дружественных социалистических стран. Особенно ему нравилась помощница Бела Куна по культуре Марика Надь, она была не только министром культуры, но ещё и очень красивой женщиной, хоть и не очень младых лет. Как говаривал один Борин приятель, известный литератор и заядлый автомобилист – она была ещё вполне «на ходу».

Веселье было в полном разгаре, оркестр внизу наяривал шлягеры Брамса и всё шло к тому, что мадам согласится посетить холостяцкую дачу товарища Крамера в знаменитом посёлке писателей. При очередной смене блюд и приборов официант передал Боре записку, прочитав которую, он понял, что никакой сладкой и бурной любовной венгерской мелодии сегодня ночью в его постели не будет. Боря по-английски, не попрощавшись спустился в вестибюль, дал Фролычу обычную сторублёвку и сел в поджидавшую его машину.

Дора резко нажала на газ, и «Вольво», сделав круг почёта по Лубянской площади, понеслась по Ленинскому проспекту в сторону области. Боря прочёл записку от Яши Мойсе и вспомнил тот давний вечер в этом же Метрополе, когда он провожал друга в «родные Палестины».

– Значит, Абраша тоже жив? – спросил он Адама.

– Он шлёт вам горячий привет, пока работает в Восточном Берлине. Я разговаривал с ним две недели назад. Кстати, вот его записка к Якову Мойсе – это, чтобы вы окончательно нам поверили.

Боря

внимательно изучил и её.

– Да, это подчерк Абраши, а как «крысюк», вы его видели? – неожиданно спросил Крамер.

– О, это песня! – рассмеялся Адам, – рабе Мойсе обещал открыть мне этот секрет.

– Когда помирать будет? – спросил Боря.

– Точно, – удивился Адам.

– Так говорил его дед. Мы с Яшкой и Абрашей ещё пацанами играли с «крысюком», а мне уже под шестьдесят. Сами посудите, какой зверёк может столько прожить? А шар этот вы видели?

– Да, это правда, подобный шар я видел в иерусалимском музее, ему было больше пяти тысяч лет.

– В этом и весь фокус, – резюмировал умный Боря. Дора молча слушала этот странный разговор и думала:

– Куда я ввязалась и, что, на самом деле, со мной происходит? Почему, я словно тот самый «крысюк» иду за Адамовой дудочкой?

– Здесь направо, – скомандовал Боря. Они свернули на еле заметную дорожку, которая петляла между деревьев, пока не подъехали к переезду. Через двадцать минут они были уже у Бори. Он поставил табурет и долго рылся на антресолях, пока не извлёк, наконец, Абрашин Талмуд. Адам быстро развязал мешок, срезал липкий медицинский пластырь и открыл священную книгу. В углублении лежала простая жестяная коробка, на крышке которой красовалась надпись «Леденцы от Моссельпрома», при виде которой Дору словно током ударило.

Она взяла коробку у Адама, погладила её рукой, как родную. Она как будто почувствовала кислый запах подвала Абраши, где сушились плёнки и проявлялись фотографии, и явный вкус леденцов во рту, которыми её угощал дядя Абраша. Дора, как некую драгоценность, открыла банку – внутри, свернувшись в клубок, лежала старая плёнка. Дора показала её Адаму, закрыла коробку и положила в свою сумочку.

Три чёрные машины выскочили из ворот Лубянки и через две минуты резко, со скрипом и визгом затормозили у Метрополя. Фролыч вытянулся, как новобранец, впервые увидевший живого маршала.

– Где Крамер? – зловеще спросил Семёнов.

– Сорок минут назад отбыл в неизвестном направлении, – отрапортовал Фролыч, – машина «Вольво», номера посольские.

– А, чёрт! – Семёнов прыгнул в машину, – на дачу, гони!!

И кавалькада понеслась по Москве, не обращая внимания на милицейские трели, сигналы светофоров и толпы гуляющих людей.

Через несколько километров Дора съехала на обочину дороги и остановилась.

– Что теперь? – спросила она, не глядя на Адама. Они долго молча курили пока, наконец, Адам не решился.

– Пора, так дальше нельзя, – подумал он, – Дора, я офицер израильской разведки, работаю в Москве по заданию моего руководства…

– Вот, Дора Матвеевна, – думала она, – вы уже и Родину продали, привет вам большой от советского правосудия. И светит вам уважаемая, как минимум, двадцать пять годочков, а то и «вышка» за предательство и пособничество вражеской разведке. С чем я вас и поздравляю. А кто вы по званию, господин шпион?

– Майор, – недоумённо ответил Адам.

– А я тоже, между прочим, капитан уголовного розыска. Она повернулась к Адаму и посмотрела в его чёрные под длинными девичьими ресницами, глаза. И сказала зло и весело: