Гильотина для Фани. Невероятная история жизни и смерти Фани Каплан
Шрифт:
И он заиграл. В этой мелодии слышался древний восток и Адам услышал в ней родные отголоски своей земли. Валико вдохновенно играл, но слушать эту прекрасную мелодию уже было некому – Адам и Дора спали мёртвым сном, на охапке душистого сена и клевера. Они проспали почти всю дорогу и лишь перед Одессой, где поезд немного притормозил, поблагодарили своего спасителя и спрыгнули у какой-то пригородной станции.
В Кабинете у Семёнова шло экстренное совещание. Вопрос, собственно, был один – где сейчас искать беглецов. Генерал не
– Петрович, где была найдена машина?
– В перелеске, товарищ генерал, недалеко от станции. Скорее всего, драпанули они на электричке до Москвы, а там попробуют проникнуть в посольство. Так я думаю.
– Хреново думаешь, Петрович. Ну, а ты, Сироткин?
– Действительно, товарищ генерал, машина была там, но рядом с железнодорожной насыпью, за которой шла ветка киевского направления. Я проверил, как раз в это время проходил поезд Москва – Одесса. А Одесса, товарищ генерал, это порт, а там и до Турции недалеко с их документами.
– Молодец! Правильные мозги у парня, – одобрительно подумал Семёнов, – ваши предложения?
– Срочно лететь в Одессу, мы успеем, поезд идёт двадцать три часа, блокировать порт, но там их не брать, могут быть сообщники, а ребята они шустрые. Дать им выйти в море, до нейтральных вод, а потом, вместе с береговой охраной судно остановить. В этом случае, товарищ генерал, бежать им будет некуда – кругом вода.
– Молодец! Не ошибся я в тебе, – вслух похвалил Семёнов. – Петрович, в аэропорт, готовь самолёт. Сироткину остаться. Время Петровичей закончилось, – думал он, вот кого надо продвигать. Да и меня Феликс, мудрец, держал рядом, хоть и знал о том, что я служил в царской охранке. За смекалку и ум держал. Генерал долго молчал, словно примеривался к своей будущей речи.
– Слушай сюда, Сироткин. Я уже выслал представление на присвоение тебе внеочередного звания капитана, через звёздочку прыгнешь. А также согласовал твоё назначение на должность начальника аналитического отдела. Должность это майорская и, чтобы ты понимал всё до конца, скажу, что в моё время звание старшего майора МГБ ровнялось воинскому званию полковник. Понимаешь, куда ты прыгнешь сразу? Но работать всё равно будешь на меня, даже если я уйду на пенсию, это понятно?
– Так точно, товарищ генерал.
– И вопрос последний, на «засыпку», так сказать, – Семёнов хитро прищурился, – что будет главным в нашей работе лет, эдак… через двадцать?
– Информация, товарищ генерал, не думая, ответил лейтенант, и тихо добавил, – без стрельбы и крови.
– Вот за такими Сироткиными будущее конторы, – подумал он, а не за партийными назначенцами, блатными тупицами, которые только мешают работать. Увы, мы с Петровичем, кажется, своё отыграли. Сейчас последняя гастроль. Летишь со мной в Одессу, Сироткин, и постарайся меня не огорчать.
– Есть, не огорчать, товарищ генерал, – весело ответил Сироткин
Семёнов недовольно вскинул голову.
– Без приказа я отправил фотографии наших «друзей» одесским товарищам, думаю, пусть повисят на столбах, да и в газетах им не мешает засветиться, народ то у нас бдительный.
– Не ошибся я в нём, – светло подумал Семёнов, – иди, – махнул он ему рукой, а в переговорное, как всегда, рявкнул, – машину в аэропорт!
Станция, на которой Адам и Дора выпрыгнули из гостеприимного вагона Валико, называлась Слободка. Адам оставил Дору на лавочке запущенной, тенистой аллеи, а сам побежал через дорогу к телефонной будке. Вернулся через несколько минут.
– Будем ждать, – ответил он на вопросительный взгляд Доры, – за нами приедут. Есть хочешь?
– Ещё бы! Завербовал девушку, соблазнил её, а теперь голодом моришь, шпион проклятый! – Дора обняла его двумя руками за шею, – иди, и найди что-нибудь поесть, а если сбежишь, найду и убью!
– Да, – рассмеялся Адам, от тебя сбежишь!
Он поцеловал Дору, освободился от её крепких объятий и ушёл добывать пропитание, поскольку и сам был голоден, как степной волк, случайно попавший в северную тундру. Неожиданно быстро он нашёл на станции бабулю, собственно, шёл он на невероятно вкусный запах, который источали газетные кулёчки, аккуратно разложенные на фанерном ящике у ног бабушки. Это были горячие пирожки с картошкой, грибами и ливером. У Адама невольно побежала слюна. «Как у собаки Павлова», – подумал он.
Дора развернула газету, в которую было завёрнуто это сокровище, вдохнула запах, исходящий оттуда и поцеловала Адама. «Ты настоящий охотник! Миллион лет назад ты ходил бы на мамонта!». И они стали наперегонки уплетать эти шедевры кулинарного искусства незнакомой благодетельницы. Через полчаса подъехала старая развалюха, бренча на всю улицу всеми частями своего умирающего железного тела, и посигналила. Пирожки они доедали уже в дороге.
Дора свернула пустую газету и вдруг увидела свою фотографию, растерянно развернула её снова, и рядом со своей обнаружила портрет Адама, правда пол-лица было оторвано. Прочитала замасленные пирожками строчки «Опасные государственные преступники, вооружены и очень опасны. Сообщать по телефону…».
– Адам, посмотри.
Адам взял газету в руки и тут неожиданно заговорил пожилой, молчавший до сих пор, водитель.
– С утра вашими милыми фотографиями оклеены все столбы в Одессе, они есть даже на Привозе и афишных тумбах оперы. Вы теперь, господа, очень популярны в нашем городе. Поэтому, из квартиры, куда я вас привезу, ни шагу, там всё есть, на сутки вам хватит. Они приехали к небольшому, двухэтажному обшарпанному дому уже под вечер. Дора обратила внимание на то, что ни в одном окне не горел свет.