Гипноз для декана
Шрифт:
Он не шелохнулся, продолжая крепко держать меня обеими руками и прожигать взглядом.
Ну же, давай! — вызывающе смотрела я в его серые, почти стальные глаза, пылающие гневом. Давай, ударь меня, сноб недоделанный! Влепи мне пощечину и побольнее! Сделай так, чтобы у меня не осталось к тебе ничего, кроме ненависти и презрения!
Глухой, утробный рык, исходящий откуда-то из глубины его тела, я скорее почувствовала, чем услышала — по вибрации его рук. Но очень скоро он зарычал уже голосом, скалясь, словно дикий зверь, и то самое, безумно-остервенелое выражение, что я видела вчера, снова отразилось
Убьет… — слабо пронеслось в голове, лишая воли и надежды. Теперь точно убьет.
— Сука… — вырвалось из этих губ, искривленных гримасой ненависти. — Какая же ты сука, Сафроно…
Звук моей фамилии заглох, и я не сразу поняла, что она тонет, тонет у меня во рту — в резком, как пощечина, яростном поцелуе.
Наши зубы стукнулись, губы боролись за право схватить одна другую, утробный рык вылился в стон — только непонятно чей — мой или его…
Хочу, хочу, хочу… — крутилось в голове неудержимой, безумной скороговоркой, пока он терзал мой рот, оттягивая мою голову назад за волосы. И вдруг отпрянул, громко матернувшись — сама того не заметив, я укусила его за верхнюю губу. Сильно, до крови.
Как это странно — тяжело дыша, думала я, глядя ему в глаза. Я так сильно тебя ненавижу… и так сильно хочу.
Не отрывая от меня горящего взгляда, Игнатьев медленно оттер каплю крови тыльной стороной ладони… облизнулся…
И снова набросился на меня, задирая одну мою ногу к себе на пояс. Я вскрикнула, ощутив его воспрявшую эрекцию прямо там — в самом центре всего живого и женского. Боже, на нем ведь только боксеры! — сообразила я слишком поздно, когда он уже прижимал меня к стене, сильно толкаясь пахом мне в промежность.
О нет… оххх…
Даже сквозь слои одежды у меня закатились глаза от удовольствия. Колени ослабли, и разумеется, Игнатьев тут же воспользовался этим — подхватил меня обеими руками под бедра и, не разрывая поцелуя, поднял над полом, усаживая на себя уже полностью…
Послышался треск разрываемых колготок, трусики сильно оттянули в сторону… Непонятно откуда взялась резинка в фольге, которую он разодрал зубами и тут же, одной рукой, умело натянул на себя. И в следующую секунду, одним мощным, плавным толчком он был во мне — полностью заполнив собой и растянув так, как я даже представить себе не могла.
Задохнувшись от неожиданного вторжения, я вскрикнула и затрепетала в его руках, словно бабочка, которую только что нанизали на булавку.
— Тшшш… не двигайся… дай себе привыкнуть… оххх… — выдохнул он, лицом утыкаясь мне в шею и сжимая еще крепче. — Не сдержался… не хотел… так резко…
Я всхлипнула, путаясь пальцами в его волосах и изо всех сил стараясь не сжиматься там, внизу. Не хотел он… Да с таким размером надо полчаса девушку готовить… Гад! И это я еще мокрая была после оргазма!
Реальность обрушилась на меня с мощью свинтившего с рельс поезда.
Он реально во мне! Самая интимная часть тела декана Игнатьева прямо сейчас внутри меня! Я чувствую его по всей длине влагалища — каждый его миллиметр, каждую жилку и выпуклость, каждое шевеление и вздрагивание! Он… он меня… трахает!
Это было удивительное ощущение — мозг словно не знал, орать ему от ужаса или плакать от счастья. А тело не знало, гореть ли ему от боли или млеть от наслаждения.
—
И этого было достаточно, чтобы сломать моё сопротивление — мозг растекся невнятными эпитетами, тело разом расслабилось, разнежилось под этими мелкими движениями, бёдра провисли, отдавая меня на волю его рукам…
Словно почувствовав переданный ему контроль, Игнатьев снова зарычал, уперся обеими руками в стену, оттянул… и вломился в меня уже не сдерживаясь — мощным, глубоким толчком, подбрасывая меня вверх по стене.
Повинуясь внезапному порыву, я распахнула глаза… и уже не смогла оторваться, примагниченная его взглядом, затянутая в темный водоворот желания — древнего и могучего, как сама жизнь.
— Еще! — выдохнула, и тут же получила то, что хотела — еще один встряхнувший меня толчок внутрь и вверх. И еще один. И еще… И уже не смогла смотреть на него, уплывая в свою личную нирвану, отдаваясь разгорающемуся пламени вокруг этого ствола, ставшего для меня опорой.
— Да… Так хорошо… так давно… хотел тебя… Сафронова… — сквозь стоны подбадривал он нас обоих, убыстряя ритм, выходя почти полностью и вбиваясь в меня бедрами так сильно, что хлопки раздавались по комнате.
Я не ждала оргазма. Слишком недавно был предыдущий, да и вообще, у меня никогда не получалось кончить от вагинального секса. Да, я — та самая женщина, для которой секс — это потрахаться, возбудиться, сымитировать удовольствие, а потом тихонько заняться мастурбацией, пока любимый в душе. Иначе не получалось никогда, и сейчас никаких подвигов никто от декана не ждал и даже не надеялся.
Но случилось чудо — вжав меня в стену с широко расставленными ногами, Игнатьев оказался в нужном месте в нужное время. И вдруг «попал» в тот самый, необходимый мне ритм, стимулируя меня изнутри и снаружи одновременно.
Почувствовав приближение сладкой волны там, где ее никогда не получала, я распахнула в изумлении глаза.
— Я… я сейчас… о боже… — зачем-то залепетала, хватаясь за его плечи.
— Да, детка… — он крепко сжал меня, еще сильнее надавливая на клитор собственным пахом. — Ты сейчас кончишь… с моим членом внутри… Ох как близко… я чувствую тебя… Твою ж мать, не сжимайся так сильно!
Глаза мои снова закатились от очередного толчка, голова упала на плечо, рот приоткрылся…
А вдруг у меня мерзкое лицо, когда я кончаю — промелькнула испуганная мысль. И тут же была смыта бушующей, бурлящей волной наслаждения, раз за разом вскидывающей меня и вырывающей из груди совершенно неконтролируемые крики.
Оргазм был настолько долгим, что закончился он уже на кровати, куда меня перенес Андрей Федорович, наконец-то позволив опустить затекшие ноги. Но отпустил ненадолго. Всё ещё вздрагивающую, перевернул на живот, подтянул бедра к себе и снова погрузился в истекающее соками лоно. Член во мне снова задвигался, но на этот раз декан не торопился — трахал меня медленно и основательно, выходя почти до самой головки и так же медленно, плавно и мокро проскальзывал внутрь. Словно показывал мне — я могу и долго. Ооочень долго. Пока не уснешь. Или снова не кончишь.