Гипноз для декана
Шрифт:
Это было логично, учитывая характер декана, и всё же хотелось расставить все точки над «и».
— И вы не злитесь на меня? Даже за то, что я… ну… в общем…… — я замялась и покраснела, не зная, как соединить в одном предложении всё, что я хочу сказать и местоимение «вы». И в эту самую минуту я поняла, что время перейти на «ты» прошло где-то примерно три половых акта назад. И решилась. — Залезла на тебя… без презервати…
Он не дал мне договорить, резко поднявшись и схватив меня ладонью за шею. Притянул, перекинул через себя, опрокинул на спину и закрыл рот поцелуем.
Тут
Наконец, оторвавшись от меня, он приподнялся, осмотрел мое раскрасневшееся лицо и хмыкнул, облизнувшись, словно довольный кот.
— Обожаю видеть тебя такой — ошалевшей от поцелуев и распластанной по кровати… — его горящий взгляд под полуприкрытыми веками скользнул ниже, потом еще ниже…
Не злится, поняла я. Как минимум потому, что мы всё ещё в постели, и он всё ещё голый. Заметив, куда он смотрит, я подняла руки кверху и уперла их в изголовье, давая груди под платьем выпятиться, а самому платью задраться выше. Неудовлетворенность с последнего раза пробудила желание и заглушила все вопросы, отложив их на потом.
— Хм… — неопределенно и даже с каким-то легким удивлением произнес он, рассматривая меня, как экспонат на музейной полке. Потом медленно протянул руку и положил ее мне на грудь — легко, почти невесомо. И держал так, не двигаясь, пока дыхание мое не участилось и набухающий сосок не ткнулся ему в ладонь.
— Хочу тебя! — вырвалось у меня совершенно бесконтрольно, и тело дернулось ему навстречу.
Но он продолжал с увлечением рассматривать меня, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, и прищуриваясь. Потом медленно подцепил одним пальцем декольте моего платья, стянул его с груди. Пальцами пробежал по оголенному полушарию, заставляя меня вздрагивать под его касаниями, наклонился, всматриваясь, и зачем-то провел по груди щекой, сводя меня с ума двухдневной щетиной.
— Пожалуйста… — всхлипнула я, запрокидывая голову назад и вся выгибаясь.
— Чего ты хочешь? Скажи мне, — пробормотал он прямо мне в сосок.
— Ты знаешь… — проныла я.
— Конечно, знаю, — он усмехнулся и тихонько подул на сосок — прямо как в своей фантазии под гипнозом. — Но мне хочется, чтобы ты это сказала. Меня это… заводит.
Боже, неужели он снова «заведется»? Он вообще человек или секс-робот?!
— Хочу… хочу, чтобы ты лизнул меня… туда! — выпалила я после очередной порции прохладного воздуха, обдавшего нервные окончания в самом чувствительном месте.
Я, конечно же, имела в виду сосок, который он терзал вот уже несколько минут. Но почему-то Игнатьев понял под этим… другое.
— Запросто, — жарким шепотом выдохнул, быстро всосал-таки измученный левый сосок… и съехал вдоль по моему обнаженному телу вниз. Сильно вниз.
С запозданием поняв, что он задумал, я резко втянула ртом воздух, приподнялась на локтях и даже попыталась брыкнуться.
— Тшш… — отвлеченно шикнул он, чуть придавливая мои ноги ладонями, будто успокаивал напуганного, дикого зверька. — Не бойся, я умею это делать…
Подняв и так задравшееся платье, он потянул мои колготки
О, я знала — это будет гораздо интимнее, чем всё, чем мы занимались до сих пор. В сто раз интимнее, чем моя оральная ласка ему — женщина ведь не вникает в то, что делает, когда занимается минетом. Она просто открывает рот и принимает то, что ей дают, часто закрыв глаза. Мужчина же наоборот — разглядывает женское интимное место, бесстыдно изучает его и любуется, раскрывая, словно лепестки розы, каждую складочку, каждую потаённую впадинку и выпуклость… Он — единственный, кто знает, как выглядит женский клитор — в любом его состоянии.
Именно поэтому я всегда стеснялась куннилингуса и не позволила бы Лёшику даже приблизится туда, если бы он захотел. Потому что знала — единственная мысль, которая будет одолевать меня, когда он спустится на этот уровень — а вдруг я там… страшная?! Вдруг у меня там всё сморщенное, как гриб-сморчок, или же, наоборот — всё торчит, непомерно большое, красное и распухшее?! И самое ужасное — вдруг там пахнет не так, как должно?!
Я всё ещё не была в состоянии пошевелить и пальцем, но от таких мыслей меня начало потряхивать — особенно, когда Игнатьев закончил стаскивать с меня колготки и уверенно развел мои ноги в стороны.
— Ты вся дрожишь, — заметил он, поднимая на меня удивленный взгляд. — Что с тобой? Не хочешь?
Я и в самом деле дрожала — мелкой, нервной дрожью, сжимая пальцами простынь, которую натянула на грудь. И уж точно не смогла бы сказать, хочу я, чтобы он сейчас лег между моих ног и зарылся головой туда, куда только что смотрел, или дал мне сдвинуть ноги.
Да, хочу — в идеальном мире. Нет, не хочу — там, где он начнет оценивать мои гениталии, сравнивая их с фигурно выбритыми лобками и изящными клиторами своих «моделей» в мешках.
И тут меня осенило.
— Я… ну в-в общем… мне надо в ванную… а потом уже… — пролепетала я, пытаясь выкарабкаться из-под него. Проверить, всё ли у меня в порядке самой — вот что я должна сделать! Рассмотреть себя в маленькое зеркальце из сумки, подбрить если что — благо всегда с собой ношу приборчик на случай захода в бассейн, ну и подмыться не помешает — мало ли что…
— Вот ты дурочка, — усмехнулся вдруг он, останавливая меня и укладывая обратно на спину. И, уже без промедления, гибким движением нырнул головой вниз, захватывая меня под ягодицы ладонями.
В этот раз я не успела даже пискнуть. Вцепилась в его густую шевелюру и прикусила губу, надеясь, что это поможет мне сдержать крик.
Крик сдержала. Но не тело — меня буквально подбросило от первого же прикосновения языка в самом эпицентре моего внутреннего жара. Стало понятно, зачем он так крепко держал меня за попу ладонями — если бы не это, я бы ударила его лобком в нос.
В миг пропал весь стыд и вообще все ненужные, посторонние мысли. Всё стало неважно и «не причём». Всё, кроме этого мастерки-гибкого, влажного языка, который, как заводной, крутился, охаживая все те впадинки и выпуклости, которые я до этого даже показывать стеснялась.