Гипноз для декана

Беренготт Лючия фон

Договорить я не успела — так быстро он оказался рядом, подхватил меня за талию и с легкостью обладателя черного пояса по дзюдо бросил на кровать. Сам взгромоздился сверху и совершенно бесцеремонно схватил меня ладонью за шею.

— Слушай меня, колхозница ты обнаглевшая! — зарычал он еще более страшным голосом, чем тот, которым испугал девчонок. — Я не пришел к тебе добиваться твоего прощения! Мне оно на хрен не нужно! Но я готов был на определенные… объяснения, надеясь на твое понимание. Теперь я вижу, что зря был с тобой таким мягким — такие, как ты, понимают только силу, и чем грубее, тем лучше!

Так вот, Сафронова — мне плевать, что ты об этом всём думаешь. Мне плевать — обижаешься ты на меня или нет, хочешь ты встречаться со мной или нет. Я просто желаю донести до тебя три факта. Первый! Я хочу тебя трахать. Столько раз, сколько мне заблагорассудится и до тех пор, пока мне не надоест. Второй — если ты еще раз сбежишь от меня, я подам заявление в полицию, что поймал твоих подружек с поличным за распространением на кампусе наркотиков — уверен, на этих пакетиках всё заляпано их отпечатками. И третий — я обязан знать, насколько ты шлюха, чтобы понимать, как именно мне строить с тобой отношения. Потому что разница между съемкой наивного «хоумвидео» с твоим мимолетным муженьком и отвязной тюремной групповухой в стиле «букаке» — это примерно как между воспитанницей монастыря и старым трансвеститом-сифилитиком. И да, я хочу тебя в любом случае. Можешь гордиться.

Слава богу, он сжимал мое горло не настолько сильно, чтобы мозг отключился от недостатка кислорода — явно рассчитывая больше на психологический эффект, чем на физическую угрозу моему здоровью.

Потому что начиная с его омерзительно-хамского «хочу тебя трахать», я начала усиленно думать, и к концу его самоуверенного спича наконец придумала, как мне выбраться из намечающего сексуального рабства.

— Я… я скажу вам… тебе… Андрей… Пусти меня… — прохрипела жалобным голосом, вцепляясь в его пальцы.

Он отпустил так быстро, словно у него руки горели. Видать, не особо-то и наслаждался меня душить, Отелло гребанный.

— Говори! — голосом строгого учителя потребовал, возвышаясь надо мной, как гора.

Я прокашлялась, проморгалась и придала лицу виновато-жалобное выражение.

— Ну… в общем… я на самом деле снималась в одном… ролике. Для рекламы одного… стрип-клуба. Но сама ни в чем таком не участвовала — просто снялась в одном единственном ролике! Для рекламы.

— Где он, этот чёртов ролик? — глаза его засверкали так яростно, что я даже зажмурилась.

— У меня сейчас нету, я стерла… но я тебе его найду, обещаю! Надо позвонить в агентство…

— Что за агентство?! Звони немедленно! — на мгновение мне показалось, что он окончательно потерял рассудок и сейчас просто задушит меня до смерти.

— Я н-не могу сказать… у меня договор о неразглашениии… Но копию ролика я у них могу попросить… в понедельник — когда откроются. Андрюш, ты не нервничай так… там ничего такого ужасного нет… — взмолилась я, уже не зная, как его утихомирить. Специально назвала его уменьшительно-ласкательным — может, хоть так в себя придет.

И ура-ура! Моя женская хитрость сработала! Бешеный блеск в глазах декана потускнел, мышцы ощутимо расслабились, нижняя челюсть перестала гонять желваки. Шумно выдохнув, Игнатьев отстранился от меня, резко встал и заправил выбившуюся из-под ремня рубашку.

Я же бросила косой взгляд

на стол, надеясь, что он сейчас забудет эти грёбаные пакетики с наркотой… но не тут-то было. Он скорее бы свой телефон забыл, чем своё единственное оружие против меня.

— Если в понедельник к обеду этот ролик не будет у меня в почте… — он выразительно помахал всеми четырьмя пакетиками, которые предварительно обернул салфеткой и засунул их во внутренний карман пиджака.

— Знаю, знаю… — пробурчала я, изображая полное уныние. — Посадишь моих подруг на пять лет в тюрьму.

— Хоть с третьего раз поняла, — ухмыльнулся он. — А теперь собирайся, поедем ужинать. Я совсем оголодал с этими вашими…

Не найдя нужного слова, он раздраженно махнул рукой и вышел из комнаты.

— Жду тебя в машине. Собери всё, что тебе надо до понедельника, — небрежно бросил, чуть поворачивая голову. — Включая презервативы и любимые секс-игрушки, если они у тебя имеются.

Продолжая изображать покоренную рабыню, я уныло кивнула. Но как только дверь за этим ублюдком закрылась, вскочила с кровати и силой бросила ему вслед подушку.

Я тебе устрою секс-игрушки! Такие секс-игрушки, что ты у меня к понедельнику будешь думать, что ты саб-извращенец, который любит, чтобы его плетками стегали до красной задницы, потому что над ним папашка-алкоголик издевался!

— Уж я с вами поиграюсь, Андрей Федорович… — цедила, роясь в своей сумочке. — Вы у меня до понедельника маму родную забудете, не то, что какие-то наркотики! Я вам весь мозг в порошок сотру!

Наконец, я нашла свою единственную и самую главную в жизни игрушку. Своё самое страшное оружие, с помощью которого я устрою кое-кому его личный армагеддон — китайский медальон в виде часов-луковицы на цепочке! Схватила их и торжествующе потрясла. Потом нежно поцеловала, как дорогой и редкий амулет, и аккуратно уложила в чашку лифчика — поближе к телу. На всякий случай — мало ли где возникнет подходящая для гипноза атмосфера.

И быстренько начала собирать вещи «до понедельника».

Глава 21

— Куда мы едем? — не совладав с любопытством, спросила я, когда поняла, что Андрей свернул на рампу новорижского шоссе.

— Ко мне домой, — ответил он, не сводя глаз с дороги.

— Как домой? Мы же были у тебя дома! — я непонимающе нахмурилась. — У тебя квартира на Кутузовском…

Он хмыкнул.

— Это не дом. Это именно, как ты и сказала, «квартира» — съёмное логово, для того, чтобы не ехать домой, когда не хочется. Я не вожу обдолбанных девиц в свой настоящий дом.

Так и не решив, обижаться мне или спустить на тормоза, я неопределенно дернула плечом. Какая, собственно, разница, где он собирается меня разнузданно трахать, «пока не надоест».

Отвернувшись и уставившись на свое отражение в темном стекле, я принялась размышлять над куда более насущным вопросом — сразу его загипнотизировать или позволить… поиграться с собой?

Чего уж тут душой кривить? Я всё ещё хотела его. Именно его — умного, властного, знающего себе цену мужчину, умеющего довести девушку до состояния растекающегося желе. А не того, во что я превращу его безжалостным вмешательством в многомудрые мозги.