Гипноз для декана
Шрифт:
Чтоб она провалилась, эта престарелая принцесса! Это же надо так невовремя припереться! Я ведь уже почти оттаяла и собиралась дать ее сыночку еще один шанс на исправление…
Но он-то хорош! Как легко принял меня в роли обыкновенной служанки — будто так и надо! Вот и думай теперь, какими будут ваши отношения, особенно если рядом всегда будет крутиться эта высокомерная сучка…
— Я обязательно позвоню, мама… завтра же…
Я насторожилась, услышав звуки из коридора и замерла с занесенным над тортом ножом.
— Но Андрэ… мы ведь даже чай не пили! Алина…
— Алина устала, мама. Я тоже. Завтра я заеду за тобой в гостиницу,
— Андре, не вздумай с ней… Ты знаешь, чем это заканчивается! Я не прощу такого мезальянса!
— До свиданья, мам. Твой шофер уже заждался.
Входная дверь щелкнула, припечатывая возмущенный голос Селены пустой и гулкой тишиной дома. И тут же в мою сторону направились шаги — всё убыстряясь, становясь решительнее, громче, тяжелее…
Ворвался в кухню Андрей уже чуть ли ни бегом, отбрасывая со своего пути стул, попавшийся под ноги. Хорошо, что я успела отложить нож — мелькнула расплывчатая, ошеломленная мысль, пока он подхватывал меня в объятья и впечатывался в губы жадным, расплавляющим мозг поцелуем…
Глава 24
— Здесь еще одна гостиная комната… Видишь камин? Он ответвляется от трубы, что идет с первого этажа. Поэтому обе гостиные одна над другой — большая и малая. Больше каминов в доме нет, только буржуйка с остеклением в главной спальне.
— Чтобы любоваться огнем после буржуйского секса? — я многозначительно поиграла бровями. — Было бы романтично… У тебя дрова есть?
Андрей развернул меня и без слов вжал меня в очередную стенку, заткнув рот поцелуем.
Мы никогда не закончим осмотр этого дома — поняла я обреченно. Никогда не сможем пройти дальше одной комнаты или коридора без того, чтобы влепиться друг в друга и начать лихорадочно стаскивать друг с друга одежду — только для того, чтобы опомниться, натянуть всё обратно и пообещать себе, что под конец, в главной спальне, обязательно случится всё, о чем мы фантазируем.
Потому что я категорически не хотела больше трахаться у стенки. Да и в кресле не хотела. И даже на диване или в одной из многочисленных гостевых комнат. Я хотела, чтобы он довел меня до спальни и уложил в кровать — ту самую кровать, которую не делил ни с одной из своих случайных девиц. Хотела почувствовать мягкость его роскошной «барской» постели, ощутить под спиной шелковистость дорогих простыней.
Это было чрезвычайно важно — попасть в эту постель. Потому что только там, только на высшей точке моих с деканом Игнатьевым отношений, в самом его сокровенном «логове», я смогу понять, кто я для него — шлюха подзаборная или возможная будущая хозяйка этой самой постели. И решить для себя вопрос — что именно внушать ему под гипнозом и что заставлять забыть.
Да, я уже не собиралась лишать его идентичности или его блистательных мозгов, но полностью отменить возмездие я тоже не могла. Потому что шантаж он отменять не собирался.
— Может, выкинешь эти пакетики с наркотой? — закинула я удочку немного ранее, когда мы закончили кормить друг друга тортом и миловались у камина в малой гостиной. — Я ведь уже у тебя дома, и убегать явно не собираюсь.
— С какой это стати? — нахмурился он. — Я рад, конечно, что тебя устраивает мое общество, но меня устраивает то, что я полностью контролирую ситуацию. Почему я должен лишаться такого эффективного рычага давления? К тому же ты еще не показала мне обещанное видео и понятия не имеешь, какими будут
И прежде, чем я смогла решить, пугаться мне или чувствовать себя польщенной, он притянул меня к себе и заставил забыть обо всем уже надолго.
В очередной комнате, оказавшейся библиотекой, мы застряли вовсе не из-за поцелуев — я разглядывала старые фотографии на стенах, Андрей же, усевшись в удобное кресло и раскурив сигару, рассказывал мне про каждую из них, вспоминая одного за другим своих высокородных предков.
— Это — прабабушка со стороны матери, в нашем семейном поместье — том, самом, которое я смог вернуть… ее вывезли на философском пароходе, в двадцать втором году. Ее отец, мой прапрадедушка служил профессором в женской гимназии в Петербурге, а мать, моя прапрапрабабка — дальняя родственница царской семьи. Да не смотри на меня так — там седьмая вода на киселе… А вот это мой двоюродный дедушка с семьей — они эмигрировали уже в пятьдесят шестом, во время хрущевской оттепели, через Китай. И можешь себе представить — у меня есть троюродные сестры азиатки. Кстати, те еще распутницы, обе по десять замужем были… Сейчас они в Москве, занимаются дизайном одежды — возможно когда-нибудь познакомлю тебя. А это твой покорный слуга. С матушкой в Лондоне на выставке старых автомобилей… в… кажется, восемьдесят шестом. Похож?
Он усмехнулся, глядя с каким недоверием я рассматриваю качественную на фоне остальных, цифровую фотографию маленького мальчика в дутой куртке, держащего за палец усмехающуюся молодую женщину в стильном платье и накинутом на плечи черном пальто. Женщину я узнала сразу же — достаточно было представить ее волосы короткими и седыми — а вот угадать в пухлом, розовощеком ребенке хоть какие-то признаки будущего декана Игнатьева было решительно невозможно. Разве что глаза похожи — такие же яркие. И темные, в отличие от матери…
— У отец у тебя есть? — неожиданно даже для себя спросила я, поворачиваясь.
Андрей помедлил на мгновение, словно я застала его этим вопросом врасплох. Словно ему самому нужно было вспомнить, есть ли у него отец.
— Есть, конечно… — медленно, отстраненным голосом произнес, глядя на фотографию. — Но мы давно не общаемся, и, если честно, я плоховато его помню. Он не из высшего общества. Мягко говоря.
Разумеется, я не стала докапываться, что да как — всем своим видом декан показывал, что… не стоит. Но если у мадам Игнатьевой плохой опыт с мужчиной «не из высшего общества», понятно, почему она так неистово оберегает своего сына от подобного мезальянса.
Мне вдруг стало ее жалко — мало того, что единственный сынуля связался с таким же плебейским отребьем, как и она сама когда-то, я ведь еще и навредить ему собираюсь так, что его потом по кусочкам собирать придется…
Или уже не собираюсь?
Решу в спальне. Если, конечно, мы туда когда-нибудь доберемся.
Я вдруг широко зевнула — представила, как мягко и удобно будет в постели, прижимаясь к широкому плечу Игнатьева, по уши под мягчайшим пуховым одеялом.
Господи, сказал бы мне кто, что я когда-нибудь буду мечтать о широких плечах нашего декана, а тем более о других частях его тела… я бы смело порекомендовала ему обращаться за психологической помощью.