Гипноз для декана
Шрифт:
— По крайней мере, ты добился того, что она будет идти по этому делу как свидетель, — успокаивала его я, радуясь, что приказала Селене говорить правду только мне и Андрею, а не всем подряд. Иначе, поехала бы маман в места не столь отдаленные.
— Нет. Она будет идти как покупатель, случайно заехавший за дозой, — морщась, словно от зубной боли, он качал головой, уже представляя себе скандал, который разразится где-то там, в кругах, недоступных мне, простой смертной.
Однако, мы оба понимали, что сядь мать
Вероятно, он думал о том же самом, потому что с каждым преодоленным километром, его лицо становилось всё более отстраненным и задумчивым. Размышляет, небось, как пострадает его репутация от всего этого. И за мамашу переживает — исподтишка подглядывая за ним, с горечью понимала я.
Надо же — только что обнимал меня так, что ребра трещали, а теперь и думать о моем спасении забыл! Сидит хмурый, насупился весь… Будто его мамаша — важнее всего, что со мной только что произошло…
Хотя, если разобраться, если бы Селена не приказала похитить меня, я была бы уже мертва. Либо мертва душой, изнасилованная целой кодлой посторонних мужиков.
Ладно, пусть попереживает — сменила я гнев на милость. Хоть его мать и сучка, каких свет не видывал…
Приехали мы, когда уже совсем рассвело. Прекрасный сад заполнился мягким утренним светом, птицы, как и вчера, наперебой приветствовали нас иззарослей прекрасного сада.
Боже, неужели я теперь тоже здесь живу? Неужели я буду выходить сюда каждое утро и, закрыв глаза, впитывать все эти запахи и звуки?
— Идём, — позвал меня Андрей с крыльца. — Я хочу закрыть тебя в этом доме на неделю, чтобы ты больше не вляпывалась ни в какие передряги.
— А как же Дубай? — улыбаясь, спросила я.
— Придется отложить. У нас с тобой подписка о невыезде, если ты помнишь.
Я вдруг на физическом уровне почувствовала, как я счастлива — с головы до ног пробрало сладкой негой, в которой фантазии прекрасного будущего соревновались с радостями осязаемого настоящего.
Какая разница, где я? Главное с ним рядом!
Боясь, что что-нибудь еще помешает, я рванула к дому, с разбегу запрыгивая Игнатьеву на бедра, заставляя его отступить на шаг и охнуть от неожиданности.
— Хорошо… что я не голый, — прохрипел он, слегка подбрасывая меня для удобства.
— Сейчас будешь, — пообещала я ему.
Целуясь, мы ввалились в дом. Раздевая друг друга на ходу, кое-как преодолели холл, нижнюю гостиную, библиотеку с высокими, как в церкви, окнами… Поняв, что не дойдем до спальни, начали срывать друг с друга последнюю одежду прямо тут…
И тут, уже почти голая, я остановилась, зацепившись взглядом за одну из картин на стене. А, точнее, фотографию — старую, явно сделанную еще в восьмидесятых.
Я уже видела эту фотографию — молодая мать Андрея
Поняв, в чем дело, я ахнула и побледнела. Это же тот самый притон, куда меня похитили бандиты! Дом, который Селена делила с наркобароном Борисом!
Так вот как Андрей понял, где меня искать! Он знал этот дом!
— Я понятия не имел, что мать нашла его и выкупила для своих делишек, — уставившись на ту же фотографию, задумчиво отозвался Андрей. — Она всегда ненавидела этот дом. Потому и устроила там черт знает что, как только вернулась в Россию… Не знаю, что меня побудило проверить и его тоже, когда я искал тебя. Наверное, интуиция… Или высшие силы.
Я громко глотнула.
— А что… что это за дом?
Он долго молчал, прежде, чем ответить, и наконец, прочистив горло, ответил:
— Это дом моего отца, Алина. Я помню его, потому что… я там родился.
— О… — не зная, что и ответить, я замолчала, наблюдая за ним со стороны. Как же всё у них сложно, у этих дворян… Как запутанно и беспросветно. И как жаль, что он не может иметь детей — новая кровь этому клубку змей не помешала…
А может, еще получится? Может, есть средства? Это ведь он раньше детей не хотел, когда его никто не любил? Зачем тебе потомство, когда собственная мать относится к тебе как к выгодному приобретению? Тут веру в людей потеряешь, не то что, в будущее для собственных детей…
— Я помню, что ты мне сказала, — уж совсем неожиданно выдал вдруг Андрей, не поворачивая ко мне головы. — Под гипнозом.
Я замерла, втянув от неожиданности голову в плечи. Я уже поняла, что он всё вспомнил — когда звонил предупредить меня о Кире. Вроде бы уже тогда стало ясно, что он не злится на меня и бояться мне особо нечего…
Так отчего же сердце снова превратилось в дрожащий, готовый выпрыгнуть из груди комочек? Что он может сказать мне такого, от чего я захочу заплакать.
— Если ты не против, я тебе… потом отвечу. Когда буду готов.
Боже, так он о моем признании… У меня закружилась от волнения голова. Не надо мне ничего отвечать, я и так всё вижу! Глотая слёзы, я дернулась всем телом к нему, обнимая его за талию и вжимаясь лицом в грудь.
И закончилось всё после этого не-признания именно так, как и должно было — счастливыми слезами, поцелуями и судорожными, голодными объятьями обнаженных тел. И ночью, полной вздохов и стонов, и всё новых и новых признаний. И обещаний. И покойного, усталого сна под трескотню дров в камине — когда и жарко, и не хочется расцепляться и расползаться по разные стороны кровати…