Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

ван Фрекем Джордж

Швабинг

«В районе Мюнхена под названием Швабинг в ту пору можно было встретиться с самыми разнообразными группами: теософы, мистики, гностики, даосы, маздеисты, буддисты, необуддисты, сионисты, профсоюзники, большевики и пацифисты – все пытались толковать историю и вербовали учеников», – пишет Петер Орцеховски. Однако этот список не полон: там были еще антропософы, спириты и черные маги – всех не перечесть³⁴⁹. Кроме того, Орцеховски упоминает лишь философские, религиозные и оккультные группы, тогда как в Швабинге с ними соседствовали писатели, поэты и художники – порой величайшие фигуры того времени. Эта цветистая смесь, исследующая все возможности человеческого духа во всевозможных направлениях, дала некоторым исследователям повод назвать Швабинг «богемным» местечком. Это так же неверно, как называть Дитриха Эккарта смешным полусумасшедшим поэтишкой. Конечно,

в Швабинге была представлена вся богемная фауна, но главное то, что он, так же как Монмартр и Аскона, был одним из центров европейской культуры, где вырабатывалось будущее и проверялось на прочность прошлое.

Эти времена «благоприятствовали религиям, пророкам, гуру и спасителям, заявлявшим, что они способны несколькими простыми истинами установить в этом хаотическом мире порядок»³⁵⁰. Подобные типажи попадались и в Швабинге, например Рудольф Паннвитц, чья книга «Германское учение» была написана как пророчество и как хартия будущей религии новой Европы. Он был «пророком гиперборейцев» и заполнил более четырехсот страниц предостережениями, приказами и проповедями. Все они начинались словами «Дух бога вашего говорит так». Эта новая религия должна была содержать в себе и знание, и любовь всех предшествующих религий. Был еще Людвиг Дерлетх, «швабингский пророк», который собирался очистить и реформировать церковь и создать новую теократию, которую он лично и возглавил бы. Он хотел вдохнуть жизнь в воинственное, героическое христианство и оживить в этом упадочном мире исконные христианские ценности. Его элитные христианские войска, приняв клятву бедности, безбрачия и преданности, действовали бы по примеру суфийского Ордена убийц, Иезуитов, или Тамплиеров. Они вели бы священную войну против толпы, против демократических установлений современного мира, против национального государства, рыночной экономики и против оторвавшейся от своих корней христианской церкви. Конечной целью легионов Дерлетха было завоевание Европы, овладение всем миром и установление глобальной диктатуры³⁵¹.

Был и Космический кружок или Космисты, которые назывались также Безмерные. Это была маленькая, но заметная группа. Космисты, согласно Дэвиду Клэю Ларджу, хотели омолодить окостеневший и слишком «умный» современный мир через возрождение язычества. У них мы опять находим, несмотря на всевозможные отличия, черты, общие для всех: отвержение индустриализирующегося современного мира, неприятие либерального рационализма, парламентской демократии и ортодоксального христианства. Они имели склонность к мистицизму и оккультизму. Они хотели достичь высших состояний сознания путем проникновения в скрытые, темные части человеческой личности и выбрали себе в учителя Фридриха Ницше, Зигмунда Фрейда, Карла Юнга и Йоханна Бакхофена. Тот, кто сумеет пройти этими опасными путями, станет сверхчеловеком нового типа. Усилия космистов, пишет Лардж, представляли собой «любопытную смесь абсолютизма, культа героя, жажды великих решений и готовности к жертве во имя фундаментального очищения и спасения». Вспоминая полвека спустя о своем кратком знакомстве с ними, Томас Манн сказал, что корни немецкой катастрофы лежали в подобных кругах, пронизанных всепоглощающим чувством собственного превосходства³⁵².

В Швабинге спиритические сеансы были обычным делом. Изучая эту среду через некоторых ее представителей, «можно ощутить ее особую атмосферу», а именно «живой религиозный интерес, но при этом крайнюю критичность по отношению к учениям традиционных церквей и поиск контакта с чем-то божественным с помощью мистических и оккультных вдохновений», – пишет Хильдегард Шателье. В своей работе – посвященной жизни мюнхенского поэта Ганса фон Гумпенберга, который уже в 1885 году написал пьесу «Спириты» и скрупулезно записывал указания своего духа-руководителя Гебена, – Шателье вновь демонстрирует присущее тому времени осознание необходимости нового поворота, а также волю к преодолению унаследованного от Просвещения голого рационализма для того, чтобы суметь прийти к новым религиозным формам. Главное – это единство всего существующего. «Бог – это чистый дух. Но так как материя существует, это его творение тоже требует божественного совершенства». Единство всего существующего подразумевает также «непрерывность между всеми формами жизни. Тогда мир представляет собой систему, состоящую из множества уровней, в которой имеется неразрывная связь между духами, человеческими существами, животными, растениями и материей. Жизнь со смертью не прекращается, так как после смерти душа продолжает эволюционировать на других, высших уровнях бытия. Земля и человечество являются частями космического целого»³⁵³.

То, что Гумпенберг записывал под диктовку своего духа-руководителя, практически является классикой

жанра. Спиритические сеансы Космического кружка были куда неистовее. Они граничили с демоническим, а порой и переступали эти границы. Это не значит, что космисты были чокнутыми недоумками. Карл Вольфскехль был видным профессором немецкой литературы в Мюнхене и в Гейдельберге (где одним из его почитателей был Геббельс). Альфред Щюлер был распространителем идей Ницше, сдобренных пряностями своего собственного приготовления, и завсегдатаем салона Брукманов, где бывал Рильке и другие знаменитости (скоро среди них окажется и Адольф Гитлер). А Людвиг Клагес (позже он присоединится к нацистам) напишет книгу «Ум – противник души», интересную и по сей день. Поэт Стефан Георге в свой мюнхенский период тоже установит с космистами связь, едва не оказавшуюся для него роковой.

Щюлер, увлеченный черной магией, постоянно искал спиритических медиумов, которые, думалось ему, совершат новый прорыв в проявлении космических сил, которые пока еще подавлены инерцией патриархальных, рационалистических и капиталистических традиций. С этой целью он попытался склонить к сотрудничеству душу Стефана Георге, к тому времени уже известного поэта. Дело происходило на «римском» банкете: все участники были одеты и пытались вести себя как древние римляне. Этот ужин проходил в доме Щюлера и, в конце концов, вылился в спиритический сеанс. Во время сеанса Георге возбуждался все больше и больше и вел себя так, словно в него вселился дух. Позже он признает, что долго страдал от последствий «ядовитой магии этого ночного сеанса». Георге удалось отойти от космистов, и он основал свою собственную группу Круг Георге.

«То ли демон, то ли бог»

Об этом кружке напишет Петер Ашхайм: «Georgekreis [группа Георге] был кругом учеников и посвященных, сектой без формального или обязывающего статуса, абсолютным центром которой был их учитель. Несмотря на то, что в ближнем кругу всегда происходили небольшие изменения, число членов никогда не превышало сорока. Несмотря на небольшую численность, этот кружок стал образцом культурной элиты и оказал огромное влияние на авангардистскую поэзию, литературоведение и историю»³⁵⁴. Действительно, этот кружок обладал всеми признаками секты или культа. Когда люди впервые сталкивались с ним, это переживалось как решающее, поворотное событие в жизни, новое рождение. Выбор учеников в любом случае оставался за учителем, который вел себя совершенно как гуру. Тот, кто желал пройти инициацию, должен был выдержать испытания, а вступление закреплялось священной клятвой. Некоторые избранные получали от учителя новые имена. Лишь он знал, кто в действительности входит в кружок, а кто – нет.

Центром всего этого был Стефан Георге (1868—1933), широко известный поэт, слава которого в те дни превосходила славу Райнера Марии Рильке. «Говорили, что все молодые немцы двадцатых годов находились под влиянием Стефана Георге – даже те, кто никогда не слышал его имени и не прочел ни одной его строки»³⁵⁵.

Из его слов, произнесенных ненавязчиво, тихо,

Исходила захватывающая сила и соблазн;

Он заставляет самый воздух вращаться вокруг тебя,

Он может убить тебя, даже не дотронувшись³⁵⁶.

Действительно, некоторые считали Георге богом, другие – дьяволом. Один признавался, что в «присутствии Георге понял, наконец, что такое божественное». Другой «получил впечатление страшной, демонической силы природы, потрясающей мир»³⁵⁷. «В нем видели величайшего поэта современности… и одновременно его почитали пророком и магом, великим “гуру” и оракулом, стоящим во главе интеллектуальной элиты, посвященных мира культуры, которые “трепетали перед ним” словно перед первосвященником. В Берлине, Мюнхене, Гейдельберге он руководил кружком самой умной, открытой и динамичной германской молодежи. В них он видел надежду страны. Он был источником таинственных изречений, публиковал загадочные стихи, ставшие культурным маяком для целого поколения»³⁵⁸.

Джордж Моссе обрисовывает Стефана Георге так: «Он серьезно верил в свою роль поэта-провидца, глашатая перемен. Ему казалось, что поэзия – это лучшее средство для изображения трагичности этих времен, чьи страдания может облегчить лишь сила и решимость вождя. Поэзия идет к самой сути вещей и в то же время не связана никакой конкретной политической программой. И главное, поэт не ограничен кажущейся фатальностью материалистических, исторических или экономических условий. Он находится над ними. Он напрямую чувствует пульс нации. С этой точки зрения поэт, естественно, должен выступить вперед и стать пророком современности»³⁵⁹.