Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера
Шрифт:
В круге Георге не было места женщинам, это был M"annerbund, исключительная территория мужчин. По этой причине, а также потому, что он объявил «святым» одного мальчика, Георге и его учеников заподозрили в гомосексуализме. Однако некоторые исследователи его жизни решительно отвергают это обвинение. Узы мужской дружбы были совершенно нормальными для членов кружка, глубоко связанных со своей эпохой. Как и другие, они противостояли современности, интеллектуальности и демократии масс. Другим типичным зловещим элементом культа Георге были «фантазии о всемогуществе и желание смерти, игравшие среди них столь важную роль». Учитывая число самоубийств и безвременных смертей среди членов кружка, «исследователь едва может удержаться от соблазна говорить о неудержимом стремлении к смерти» в их среде360.
«Георге подчеркивал необходимость элитарного руководства – что не исключало появления единичного вождя. Вместо образа одинокого рыцаря Георге отстаивал концепцию ордена, подобного тамплиерам или крестоносцам. В нем было сильно стремление к переменам, он искренне верил, что решение в конце концов будет найдено. Грядущий век должен стать веком элиты, а не масс. Он станет эпохой, когда великие личности будут преобразовывать общество и культуру. Для Георге эти новые люди одновременно были и божественными, и мужественными, а также обладали необычайной силой воли… Его ученики, настроенные так же, как и он сам, составляли ядро этой элиты» (Джордж Моссе361). Они воплощали истинную душу Германии. Он называл эту истинную душу «тайная Германия» (das geheime Deutschland).
Во времена крайностей рождаются исключительные личности, способные эти крайности соединить. И в нашей истории Стефан Георге был бы всего лишь одним из многих исключительных немцев, возвышавшихся над массами, если бы из его кружка не вышел Клаус Шенк фон Штауффенберг (1907—1944), главная пружина в покушении на Гитлера 20 июля 1944 года. «Моим учителем был величайший поэт этой эпохи», – гордо говорил он. На это дерзкое предприятие, которое могло стоить ему жизни, Штауффенберга вдохновляли идеалы Георге. Когда его поставили к стенке, последними его словами были: «Es lebe das geheime Deutschland!» («Да здравствует тайная Германия!») – Германия величия, а не убийства, разрушения и смерти.
В 1924 году, через год после того, как в кружок вошли два его брата, Клаус фон Штауффенберг встретился с Георге. «Эта встреча и сформировавшиеся взаимоотношения станут одним из самых значительных переживаний его юности. Это произошло в годы становления личности, и это задаст направление его развития, сформирует его ценности, поведение – в конечном счете, все его мировоззрение»362. Клаус обладал всеми чертами идеального ученика Георге: он был аристократом и очень хорошо сознавал свой статус; он был высоким красавцем, очень похожим на прекрасную статую Рыцаря из Бамберга, стоящую в кафедральном соборе его родного города; он был умен, талантлив и отличался исключительной силой воли.
Для самого Георге и его учеников поэзия была не занятным времяпрепровождением, а чем-то гораздо большим. Поэзия была средством переживания реальности во всей ее полноте, а также средством обретения знания и силы. «Поэт должен не заменить политического лидера, он должен его подготовить, – писал Вольфшкель, входивший в кружок Георге. – Он должен привести в гармонию душу Германии со вселенской волей, проявляющейся через него. Он должен благословить ее второе замужество и подготовить к рассвету, когда молодежь нового отечества вновь почувствует пламенное единство при звоне своего некогда глубоко закопанного оружия». В лозунге «поэт как вождь» выразилась не столько претензия круга Георге на политическое руководство, сколько его миссия, состоявшая в руководстве будущим Вождем363.
Ученики Георге «должны были стать хранителями будущего Германии, исключительными, элитными кадрами, тщательно воспитанными и подготовленными для лидерства. Воспитание и подготовку этих кадров Георге считал своей священной обязанностью, миссией, исполнением своего долга перед Германией. И не только перед Германией: это был его долг перед человечеством в целом, перед жизнью духа, перед вселенной, богами и любыми сущностями или принципами, управляющими ее развитием»364.
Его ученики должны были быть мистическими воинами, солдатами духа, участниками духовного крестового похода. В этом отношении они были наследниками рыцарей из поэмы Георге «Тамплиеры» (из
Клаус фон Штауффенберг решил служить отечеству в вооруженных силах. Один из его подчиненных позже вспоминал: «Меня очень впечатлила личность Штауффенберга. Он казался мне идеалом офицера… Это был человек, обладающий природным авторитетом». В широких кругах его считали «самым блестящим и многообещающим молодым офицером вермахта… Один из его коллег заметил: “Меня поражало, до какой степени офицеры, превосходящие его по рангу, чувствовали его естественное превосходство и подчинялись ему”. С точки зрения одного из его командиров, он был “единственным в Германии гениальным штабным офицером”. Гейнц Гудериан, вдохновитель моторизации военных действий, архитектор бронетанковых формаций и блицкрига, вскоре стал считать Штауффенберга самым вероятным кандидатом на пост главы генерального штаба»366.
Затем канцлером Германии стал Адольф Гитлер. «Георге всегда провозглашал, что политика враждебна искусству и – в широком смысле – враждебна жизни духа и самой сущности человечества. Однако его отношение к нацистам казалось противоречивым, и несколько членов его кружка поддержали новую власть… В конце концов Георге отвернулся от нового режима… Неодобрение Георге, порой двусмысленно выраженное, не мешало нацистам превозносить его как своего духовного предшественника. Они пытались сделать с ним то же, что и с Ницше – включить в свою идеологию»367.
Национал-социализм возродил германский рейх, принес ему величие, он вел к новому миру и новому человеку, став осуществлением ожиданий Вождя, возмещением несправедливостей, якобы совершенных морально и культурно отсталыми победителями 1918 года, он демонстрировал могущество и силу воли, его ритуалы и музыка отзывались в немецкой душе. У него было все для того, чтобы прельстить консервативную, националистическую и традиционалистскую Германию, в том числе и идеалистов, на которых эти вещи действовали сильнее, чем они сами готовы были себе признаться. Гитлер мастерски вел свое революционное движение так, чтобы максимально использовать эти составляющие немецкой ментальности. Противостоять магии этого соблазнителя сумели немногие.
«Так удалось обмануть целое поколение молодых мужчин и женщин, которые поддались этому с такой легкостью и готовностью, что сегодня это может показаться одновременно и необъяснимым, и постыдным. Однако если бы эволюция нацизма была иной, если бы не было ни войны, ни холокоста, он был бы довольно привлекателен даже сегодня, и не только для хулиганов и бритоголовых, но и для начитанных, вдумчивых, хорошо образованных людей, а также для тех, кто имеет склонность к искусству… Немало будущих заговорщиков… чувствовали, что нашли в национал-социализме элементы, которые они готовы были поддержать. Подобные чувства были и у некоторых членов кружка Стефана Георге». Клаус фон Штауффенберг позже скажет: «Гитлер умеет высказывать некоторые базовые истинные идеи, способные вести к духовному возрождению. Поэтому он может обольстить некоторые благородные и идеалистичные души». Согласно одному из его друзей, Штауффенберг «был взволнован магнетизмом, который излучал этот человек, его страстностью, которая неожиданно делала осуществимым то, что в том затхлом мире казалось невозможным… В начале Штауффенберг был впечатлен достижениями Гитлера… Но к тому времени, когда я встретился с ним, он уже был глубоко встревожен происходящим»368.