Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера
Шрифт:
Таков, по-видимому, краткий свод гитлеровской метафизики, во всяком случае в поздний период его жизни. В общем направлении виден агностицизм, что противоречит его вере в божественное руководство и провидение. Здесь стоит вспомнить замечание Шпеера о том, что Гитлер по-разному говорил с разной аудиторией. Фундаментальное отличие между этими двумя типами мышления состоит, видимо, в том, что в первом случае перед нами вдохновленный Гитлер-провидец, а во втором – обычное приземленное существо, заимствующие свои мысли где придется.
Шаткая структура мышления приземленного Гитлера покоилась на некоторых любопытных основаниях. Он верил в «теорию пустой земли», по которой Земля – это пузырь в бесконечной скале. Он верил и в «теорию мирового льда» Ганса Гёрбигера, которую отвергли даже высокопоставленные исследователи из SS-Ahnenerbe, но которую – поскольку
Этот фантастический, паранормальный мир Гитлера, становившийся со временем все в большей и большей степени миром, в котором жила вся Германия, скреплялся верой и силой воли, которую эта вера производила. Гитлер прямо говорил, что «вера – это всё». Вера в особую роль арийцев и в величие Германии была необходима для тех, кто принадлежал к фолькистскому движению, да и для всей реакционной Германии в целом. Фюрер отождествлялся с Народом, и вера в Германию стала верой в Гитлера. «Гитлер не был обычным политиком со своей программой, который вынужден оправдывать перед народом свои действия. Он был освободителем, фигурой экзотерического культа, чьей целью было освободить мир от евреев… Строго говоря, немцам не нужно было ничего знать. Им нужно было лишь иметь веру»40.
«Я учил вас вере: дайте же мне теперь свою веру!» – кричал Гитлер. И он же сказал по другому поводу: «Когда-нибудь в грядущих веках история, которую уже не будут беспокоить ни “за”, ни “против” нашего полного конфликтов времени, займется анализом периода подъема национал-социализма. Она неизбежно придет к следующему выводу: имела место удивительная победа веры над так называемой реальностью»41. Последняя встреча Шпеера с Гитлером в F"uhrerbunker была очень эмоциональной. Гитлер только что узнал, что человек, бывший когда-то его «безответной любовью», сделал все возможное, чтобы остановить исполнение его «нероновского приказа» об уничтожении Германии. Он спросил: «Верите ли вы еще в успешное продолжение войны или ваша вера мертва?» «Вновь Гитлер ставил вопрос так, что ответ сводился к формальному подтверждению моей веры», – пишет Шпеер. «Если бы вы только могли верить, что не все потеряно! – произнес Гитлер, в то время как бункер сотрясался от разрывов непрекращающейся бомбардировки русских. – Вы ведь можете надеяться; этого мне было бы достаточно». И после нескольких часов внутренней борьбы Шпеер ответил: «Мой фюрер, я безусловно вас поддерживаю». Он, Шпеер, пишет, что глаза Гитлера наполнились слезами42.
Лишь вера способна была свершить чудеса, ради которых фюрер, «сильный свыше», «существо света», был послан в этот мир. Его миссия давала ему право использовать народ как инструмент, пожертвовать им, если необходимо; точно так же она оправдывала «беспощадное» уничтожение любого, кто помешал бы осуществлению его целей или принял бы в этой решающей битве сторону противника.
Эти постулаты вновь и вновь подтверждались самим Гитлером. Он с пеной у рта ругал военных, которые знают слова «дисциплина» и «повиновение», но им неведома «вера», ведь первые – понятия военные, а последнее – религиозное. В то время как генералы понимали свои операции в терминах планирования и эффективности, Гитлер видел их как упражнения в вере, которые пройдут безотказно, если вера абсолютна. Солдат не мог жить, отвечая этим идеалам фюрера, он мог лишь умереть. Под конец Гитлер, бушуя в своем бункере, кричал о том, что все предали его, так как их вера не была достаточно сильна. Тысячи и тысячи наскоро сделанных крестов, шлемы на прикладах винтовок в бескрайних русских степях, на лугах Шампани, в серых опустевших полях Германии возвышались над останками солдат, предавших его, их фюрера, слабостью своей веры.
Влияние Шпенглера и его «Заката Европы» было весьма велико, и нацисты сделали все
Гитлер считал себя пророком «абсолютно нового Weltanschauung», что можно перевести как мировоззрение или идеология. Сравнивая это мировоззрение с тем, что преобладало в то время в Европе, он писал в «Майн Кампф»: «Философия жизни, вдохновленная адским духом нетерпимости [так он называл доктрины свободы, равенства и братства “еврейского” Просвещения!], может быть преодолена лишь доктриной, рожденной не менее пламенным духом [то есть его собственным], за которую будут биться с той же решимостью, доктриной, несущей идею новую, чистую и абсолютно истинную… Политические партии готовы к компромиссам, но идеология никогда этого не делает. Политическая партия склонна изменять свою программу с тем, чтобы лучше выглядеть на фоне других партий, идеология же провозглашает свою непогрешимость… В то время как программа обычной политической партии – это всего лишь рецепт того, как состряпать удовлетворительные результаты из будущих выборов, идеология – это объявление войны старому порядку вещей, существующим условиям, короче говоря, всей господствующей идеологии»44.
Задачей же политически организованной идеологии (в отличие от обычной политической партии) будет «передать идею, которая зародилась в голове одного индивида [по имени Адольф Гитлер], множеству людей и бдительно следить за тем, как она будет применяться… Величие всякой сильной организации, воплощающей творческую идею, лежит в духе религиозной преданности и нетерпимости, с которой она относится ко всем другим, потому что у нее есть пламенная вера в свою правоту… Будущее движения полностью зависит от этой преданности, даже фанатизма, с которым его члены сражаются за свое дело. Они должны верить, что только их дело является правым, и должны привести его к конечному успеху в борьбе со всеми сходными организациями, существующими в том же поле деятельности»45. «Идеология нетерпима и не может удовлетвориться позицией “одной партии среди многих”; она безапелляционно добивается своего полного и исключительного признания, она стремится к полной перестройке всей жизни общества в соответствии со своим видением вещей. Она не может примириться с тем, что какие-то институты прежнего порядка продолжают существовать»46.
Здесь позиция национал-социализма изложена черным по белому; Гитлер никогда не колебался в проведении этой линии. Он упрямо отказывался от компромиссов с любой другой организацией, какой бы правой или фолькистской она ни была. Эту позицию, когда НСДАП еще была малочисленна, ему порой приходилось отстаивать в борьбе со своими ближайшими последователями. Гитлер был пророком новой идеологии, основанной на вере, и с его точки зрения это означало необходимость свержения всех существующих вер и идеологий и создание нового мира. Рядовые национал-социалисты видели лишь внешнюю оболочку этого мессианского мировоззрения, в редких исключениях кому-то удавалось проникнуть чуть глубже, но никто не знал самой его сердцевины, ибо Гитлер надежно скрывал ее в себе.
Изложенное выше со всей очевидностью показывает, что мировоззрение Гитлера, какой бы ни была его скрытая сущность, полностью противостояло как христианству, так и Просвещению. В мире, который он хотел создать, слова «любовь», «душа», «индивидуализация», «равенство», «свобода», «социализм», «интернационализм», «либерализм» продолжали существовать и часто использоваться, но использоваться риторически и всегда с иным, специфическим значением. Гитлер хотел создать некое подобие спартанского тоталитаризма (вроде того, что создал Сталин) с полностью интегрированными в тело Народа улыбающимися, здоровыми, фанатичными и бездушными роботами вместо людей, презирающими чувство собственного достоинства как душевную проказу.