Гитлер и я
Шрифт:
После этой трагедии я стал предельно внимательным и старался избегать малейшей опасности. Я с улыбкой вспоминаю бутылочку с ядом в руках еще одного моего «верного» друга Константина, анонимные письма с приглашениями на любовные свидания и слишком откровенную попытку английского псевдожурналиста заманить меня на уикенд в Судетскую область.
Я расскажу лишь о двух инцидентах, которые имеют явную политическую окраску.
В январе 1938 года, возвращаясь из Швейцарии, я на несколько дней остановился в Вене. Господин Гвидо Джер-натто, министр без портфеля и лидер австрийского фронта «Фатерланд» («Отечество»),
Это было за два месяца до аншлюса. Нужно заметить, что к этому времени террор был уже обычным явлением в Австрии.
Второй инцидент произошел семь месяцев спустя в Праге. Один из членов «Черного фронта» предупредил меня о планах похищения меня на автомобиле, принадлежащем германскому военному атташе полковнику Тюссанту. Говорили, что этот план был разработан советником посольства фон Бибром.
Шоферу полковника Тюссанта, который, как и следовало предполагать, был эсэсовцем, поставили задачу подобрать подходящих людей для осуществления этой операции. Он нашел двух судетских немцев, принадлежащих к партии Генлейна, готовых выполнить подобную грязную работу. Для того чтобы завоевать мое доверие, осталось только найти немецкого эмигранта, который бы не вызвал никаких подозрений.
Эмигранта нашли, но тот немедленно сообщил о готовящемся похищении в полицию.
На этот раз было принято решение взять преступников с поличным. Эмигрант с согласия полиции потребовал дать ему аванс из обещанного гонорара за соучастие и встретился с шофером и его сообщниками в кафе. Как только деньги были переданы, внезапно возникли чешские полицейские и арестовали заговорщиков.
Это не единственный случай, когда германский дипломат выполнял поручения гестапо. И снова Прага выразила Берлину решительный протест.
Шофер был выслан, полковник Тюссант отозван, а су-детские немцы отправлены в тюрьму.
Что касается Бибра, то его перевели в Берн, где наши пути снова пересеклись. Я уехал из Праги в сентябре 1938 года, когда угроза вторжения Гитлера в Чехословакию стала очевидной. Господину фон Бибру было трудно предпринять что-либо против меня в Швейцарии, где, к счастью, не было ни предателей, ни партии Конрада Генлейна.
И вот еще один штрих, делающий мой рассказ более полным и бросающий дополнительный свет на методы работы германских спецслужб.
23 ноября 1939 года немецкое радио официально подтвердило, что мой друг Рудольф Формис был убит двумя эсэсовцами по приказу властей III рейх.
Глава 10. Бойня в Германии
После моей эмиграции события в Германии шли именно так, как я и предвидел. Режим Гитлера продолжал следовать своим разрушительным путем, подрывая основы старого порядка, шарахаясь от реакции к революции, будучи неспособным придерживаться определенного курса.
Чтобы удержаться у власти, Гитлер использовал два инструмента, имевшихся в его распоряжении, - пропаганду и террор, разрушительную эффективность которых было бы глупо отрицать.
Если мы желаем
Гутенберг, представитель тяжелой промышленности Германии, фон Папен, реакционер и кандидат от юнкеров, вставили ногу Гитлера в стремя, а президент Гинденбург, бывший воплощением пруссачества весьма неохотно, но сделал его канцлером.
Промышленники и генералы по-прежнему считали бывшего австрийца-ефрейтора своим слугой, который, если его должным образом обучить, будет хорошо служить их интересам. Они потерпели полный провал, не сумев разглядеть динамизм качества, присущий национал-социалистическому движению, и роли Гитлера как орудия истории. Революция родилась в германском бурлящем котле и вознесла Адольфа Гитлера на поверхность, где он плавал подобно умелому пловцу. Тот факт, что он вообще мог плавать, свидетельствовал о глубине революционного потока.
Борьба за Гитлера происходила между силами консерватизма и новыми, злобными силами, порожденными им самим. Гитлер же колебался между этими двумя силами, как заложник своей собственной нерешительности.
Неудовлетворенность, однако, продолжала существовать. «Якобинцы» обвиняли «жирондистов» в слабости. СА, которые в отличие от СС приносили клятву верности партии и идеалу, а не фюреру, состояли из радикалов - трех миллионов немцев, недовольных политикой фон Папена, Гугенберга и Шахта.
«Когда начнется вторая революция?» - таким был вопрос, который начали задавать в их рядах.
Грегор Штрассер, рядовой член партии, получал сотни и тысячи писем с требованием возобновить активную деятельность. «Только Вы один можете спасти национал-социализм, - писали его корреспонденты.
– Откройте глаза фюреру. Люди Геринга ослепляют его...»
Грегор прекрасно знал, что все его письма вскрывались и просматривались прежде, чем они доходили до него. С другой стороны, был еще и Рём, вождь армии «коричнерубашечников», с сотнями второстепенных лидеров, полностью преданных ему. Социальные вопросы их не волновали, но они были враждебно настроены по отношению к генералам и негодовали по поводу того, что армия стремилась держаться в стороне от партии. Рём сам был офицером и отлично знал мнение немецких военных. Армия презирала «коричнерубашечников»; она просто использовала гитлеризм как маску, скрываясь за которой преследовала свои традиционные цели. Рём, живя в Боливии, на практике убедился в том, что политическая партия беспомощна без поддержки армии. Генералы могли свергнуть любое правительство в любой день, когда им заблагорассудится.
Фронт Грегора Штрассера и Рема был сформирован в противовес фронту Гинденбурга, Гугенберга, Папена и Геринга, находившемуся в союзе с промышленными воротилами. Гитлер все еще колебался, в то время как общая неудовлетворенность росла. Он знал, что должен действовать, но еще не представлял, каким образом. За ним стоял Геббельс, готовый на любой компромисс и беспокоящийся прежде всего о том, чтобы оказаться на стороне победителей. Адольф сожалел о разрыве с Грегором. В Берлине он встретил главу фирмы моего брата и заявил, что «он просто должен призвать обратно этого отличного парня Грегора». Эти слова были повторены Герингу.