Глаголь над Балтикой

Колобов Андрей Николаевич

– И не позволим!!!

Четыре дня назад мы дрались с немцами, подбили их броненосец и заставили отступить. Но сегодня наша цель - тральщики! Как бы ни был могуч дредноут, а мина все равно сильнее, и там, где стоят мины, линкоры не пройдут. Поэтому нам не нужно топить артиллерией немецкие дредноуты. Наша задача - разбить их тральный караван, не дать им тралить наши заграждения. Мы прогнали их четыре дня назад, и сегодня мы сделаем то же самое. Это в наших силах! Верьте своим офицерам, слушайте команды, исполняйте Вашу службу как должно, как вас учили. И тогда, с Божьей помощью, мы выстоим, и ваши дети и внуки будут гордиться вашими подвигами!

"Вот ведь шельма! Как по-писаному, что твой Буонапарте перед Аустерлицем!" -

мысленно восхитился и немного позавидовал Вяземскому контр-адмирал, когда на шканцах грохнуло яростное "Ура!", рвущееся из сотен луженых глоток.

* * *

Николай Оттович фон Эссен, багровея, читал текст радиограммы.

– Идите, голубчик, идите, дайте-ка поразмыслить старику в одиночестве, - отослал он своего офицера. А как только за ним закрылась дверь, отвел душу в замысловатом ругательстве, которого не постыдились бы и боцманы старых времен.

Затем командующий Балтфлотом вновь взял в руки лист бумаги и вновь перечитал его. Швырнул на стол, откинулся в кресле и воздел очи горе.

– Два дредноута типа "Нассау", - с чувством произнес фон Эссен.

Радиоперехваты Непенина говорили об участии в операции четырех линкоров типа "Гельголанд". Никаких "Нассау" у Моонзунда не должно было быть. Так откуда же они там взялись-то?!

Ферзен ошибся? Принял "Гельголанды" за "Нассау"? Это просто нонсенс какой-то. Конечно, даже опытным морякам иногда случается обознаться, особенно когда дистанция большая и видимость ни к черту. Но у "Гельголандов" три трубы, а у "Нассау" две, как такое можно перепутать у двух кораблей сразу?

Но может быть, немцы попросту сменили позывные и на самом деле вместо первого дивизиона на Балтику ушел второй? Поверить в это было крайне соблазнительно. Даже "Гельголанды" по совокупности боевых качеств уступали "Севастополям", а "Нассау" были слабее "Гельголандов". И если сейчас он бросит свои главные силы в бой, немцы обречены.

Ошибка адмиралштаба?

Нет, это его ошибка, потому что такого не может быть никогда. Хохзеефлотте способен рисковать старыми броненосцами, но дредноутами - ни в каком случае. Они позарез нужны кайзеру для того, чтобы сокрушить еще более многочисленный британский флот, и потому германцы никогда не рискнут потерять хотя бы один свой современный линкор, пусть даже не самый лучший. А это означает, что все четыре "Гельголанда" тоже где-то здесь и страхуют ударную группу, прорывающуюся сейчас в Рижский залив.

Скорее всего, немцы и задержались-то на четыре дня в связи с необходимостью перетащить по Кильскому каналу парочку "Нассау", которым предстояло сменить броненосцы 4-ой эскадры. Хотя... странно все это. Четыре дня на согласование использования дополнительных сил, перевод по Кильскому каналу, выход в район операции... как-то слишком быстро получается. Хотя с другой стороны, немцы могли давным-давно перевести пару дредноутов в Киль, просто на случай чрезмерной активности русских. А что же Непенин? Получается, его разведка об этом ни сном, ни духом? Такое неудивительно, они не всесильны и не всезнающи. Просто данные Адриана Ивановича оказались неполны, вот и все.

И тут мысли Николая Оттовича приняли совсем иное направление. А если служба связи флота прозевала наличие двух дредноутов, если данные Непенина неточны, тогда НАСКОЛЬКО они могут быть неточны? Непенин предсказал появление четырех дредноутов, но их пришло как минимум шесть, а сколько на самом деле? Восемь? Двенадцать? Или может, тут вообще весь хохзеефлот в полном составе где-то у Готланда резвится, а мы об этом знать не знаем и ведать не ведаем?

"Хорррошие вопросы, и главное - своевременные", - со злым сарказмом размышлял комфлота: "Я составил план операции. Я отправил в Моонзунд два броненосца. Я приказал Ферзену лечь костьми в любой эротической позе

по его усмотрению, но вытянуть на себя германские дредноуты, а затем в течении суток не пропускать их в Рижский залив. И что же, когда он все исполнил, а я выяснил, что у немцев кораблей в полтора раза больше предполагаемого, я прикажу свернуть операцию?"

– А ведь я могу, - задумчиво произнес командующий вслух.

Время на размышления у вице-адмирала еще было - согласно плану, сконцентрированная у Уте эскадра должна была уйти в ночь, с тем чтобы появиться у Моонзунда с первыми лучами солнца. По-другому было нельзя - Николай Оттович не сомневался, что немцы развернули патрули до самого Готланда, и выйди он днем, немцы узнают об этом раньше времени. И даже если ему каким-то чудом удалось бы застать немцев врасплох, наступающая темнота помешает сражению. Итак, уходить нужно вечером... Вот только куда? На выручку к своим, к Ирбенскому проливу - или все-таки возвращаться в Гельсингфорс?

Фон Эссен замер, откинувшись на спинку кресла и положив руки на подлокотники. Он смотрел сквозь стакан, полный остывшего чая, но не видел его, полностью погрузившись в напряженное размышление. Вдруг часы пробили одиннадцать и в его дверь постучали: это вновь оказался офицер с радиограммой, и снова - от Максимова. Как и в прошлый раз, контр-адмирал поднял в воздух самолеты на разведку, а теперь сообщал уточненные данные о составе сил неприятеля. Прочитав текст, фон Эссен горько усмехнулся.

– Так значит, у Ирбенской позиции все-таки не два, а четыре "Нассау". Весь второй дивизион...

В то, что немцы отправят одни только "Нассау" без поддержки, адмирал ни на йоту не верил - "Гельголанды" должны быть где-то рядом. Раз так, "Севастополям" придется сражаться не с четырьмя, но с восемью германскими линкорами, а это дело безнадежное. И, разумеется, выведя эскадру в море, фон Эссен нарушит приказы Ставки, потому что ему запрещено атаковать превосходящие силы противника.

Николай Оттович тяжело вздохнул, руки непроизвольно сжались в кулаки. Решение было принято.

* * *

В боевой рубке "Славы" ощущалось некоторое стеснение. По задумке проектировщиков эта массивная бронекоробка должна была предоставить достаточно пространства для командира корабля и тех, кому в ней положено находиться по боевому расписанию. Но сегодня здесь присутствовали также и контр-адмирал Ферзен со своими штабными, на что рубка рассчитана не была, и Вячеслав Александрович, улучив минутку, вышел на мостик осмотреться.

Туман исчез совершенно, и, хотя солнце все равно пряталось под покровом низкого и серого неба, видимость была вполне замечательной. "Цесаревич", "Апраксин" и "Сенявин" шли "Славе" в кильватер на тринадцати узлах, а немецкие дымы на западе были уже хорошо видны. У Русанова оставалось буквально минут пять до того, как дальномерщики начнут давать дистанцию до цели, хотя стрелять все равно было еще нельзя. Сто кабельтовых или десять миль - предел для орудийных башен "Славы" и "Цесаревича". Правду сказать, Вячеслав Александрович слышал о новой придумке оружейников, предложивших навинчивать на снаряды специальные баллистические наконечники. Такой наконечник утяжелял снаряд килограммов на двадцать, или даже больше, снаряд становился длиннее, отчего скорость заряжания сильно падала, но на испытаниях они летели на полторы мили дальше и это окупало все неудобства. Конечно, для дуэли с дредноутами эта задумка не годилась: наконечник хоть немного, но деформировался при выстреле, так что рассеивание на большой дистанции становилось колоссальным. Такими снарядами можно бить по площадям, например - по группе тральщиков, в надежде, что в кого-нибудь да попадет или хотя бы посечет осколками. Но попасть с предельной дистанции по одиночному боевому кораблю можно было разве что случайно.