Главный врач
Шрифт:
– Да ничего. Все вроде бы в порядке, - начала успокаиваться Лариса.
Посмотрели вместе несколько ожидавших приема женщин. Убедились, что Завойкова грамотная акушерка. Идти к соседям и расспрашивать их, как ведет себя Лариса, Титова считала просто недопустимым. И если она сказала об этом фельдшеру, то лишь с единственной целью - попытаться его урезонить, заставить признать свою неправоту. Собирались было подводить черту (да и день уже клонился к вечеру), как в дверь комнаты акушерки постучали. На пороге появился лейтенант в полевой форме.
– Разрешите!
– Пожалуйста, - ответила Наталья.
–
– Здравствуйте, товарищ лейтенант. С чем пожаловали?
– Я узнал, что здесь комиссия врачей.
– Да никакая мы не комиссия. Я главный врач Поречской участковой больницы Титова Наталья Николаевна, а вместе со мною акушер-гинеколог Мезенцева Ангелина Степановна. Как водится, новых врачей знакомят с их местом работы, вот мы и приехали, чтоб познакомиться с работниками пункта, с их работой. Узнать, чем им можно помочь. Вот и все.
– Ну, может, и так. Разрешите сесть?
– Пожалуйста.
– Лариса, - повернулся лейтенант к Завойковой. - Я прошу тебя выйти. Мне нужно поговорить с доктором.
Завойкова молча вышла из комнаты.
– Здесь до вас была одна комиссия: главврач района и его помощница. Так? Я не знаю, как насчет работы, а что касается поведения Ларисы, то такое нагородили. Лариса моя невеста, и лучше меня ее никто не знает. Это очень хорошая девушка. Так? Ну как я могу спокойно относиться, когда вижу ее всегда в слезах. Я приехал зачем? Чтоб разобрались. Я спрашиваю Ларису: в чем дело? Она отвечает, что ее заведующий против. Он кто ей? Отец? Родственник? Так какое он имеет право вмешиваться в ее личную жизнь? Так?
– А почему заведующий пунктом против того, чтобы вы встречались с Ларисой?
– Вот этого я и не могу понять. Так? Говорит, нарушается какая-то стерильность.
Титова и Мезенцева рассмеялись. Лейтенант остался серьезным. Ему показалось, что он сказал что-то невпопад.
– Я думаю, что ничего смешного я не сказал.
– Да нет, вы не обижайтесь. Это мы насчет объяснения заведующего про стерильность.
– Еще я хотел вам сказать вот что. Я собираюсь написать рапорт своему командованию. Так? Объясню, что члены комиссии, которые были, какие-то бюрократы. Просто пятно на районное руководство. Так? А что вы мне скажете? Ну не могу я. Поверьте, не могу смотреть, как хорошая девчонка ходит и переживает.
– Давайте договоримся. Мы сейчас выйдем на несколько минут. Поговорим с заведующим и потом вернемся. А вы пока посидите здесь. Мы думаем, что удастся уладить все миром.
– А Лариса может сюда зайти?
– Конечно. Ее присутствие будет даже обязательным.
Выходя в ожидалку, где сидела Лариса, Титова сказала:
– Иди к себе. Там ждет Сергей. Посиди с ним, пока мы кое-что постараемся уладить. Зашли в кабинет Лещинского. По внешнему виду, по выражению лица он не ожидал такого оборота дела. Считал, что раз на его стороне сам главный врач района, и не только он, но и его заместитель, то можно быть спокойным. Федор Тарасович не разрешит подрывать свой авторитет какой-то девчонке, которая не то что в дочки, но даже во внучки ему годится. Иван Валерьянович поверил в то, что написал в своей жалобе Лещинский. Приехал, поговорил, убедился, что так все и было, как рассказал Федор Тарасович. А рыться в бумагах, еще раз проверять -
– Ну так что надумали, Федор Тарасович?
– Что надумал, - буркнул Лещинский. - Ошибку в заболеваемости признаю. А насчет поведения акушерки - сам видел.
– Вот что Федор Тарасович. Там в кабинете акушерки сейчас лейтенант Силич. Лариса - его невеста. Он очень сердит на вас. Если вы будете упрямиться, он грозит подать рапорт своему командованию. А оно, знаете, такое. Они не остановятся ни перед чем. Чтоб защитить честь офицера, они могут обратиться куда угодно. В райком, обком. И тогда вам не поможет сам главный врач района. Мой вам совет: напишите сейчас краткую объяснительную. Что, мол, так и так, ошибся и в том, и в другом. В конце объяснительной добавьте: принес извинение лейтенанту Силичу Сергею и его невесте Завойковой Ларисе.
Лещинский в крайней озабоченности почесал рукой затылок. Когда закончил писать объяснительную записку, Титова взяла исписанный лист бумаги, прочитала и сказала:
– Ладно, сойдет и так. А теперь пошли к молодым людям. Они небось уже заждались нас.
Первой в комнату акушерки вошла Наталья, за ней Мезенцева и только потом Лещинский. Чтобы облегчить ему задачу, Титова сказала:
– Ну мы, кажется, договорились. Федор Тарасович признал свою ошибку и готов перед вами извиниться. Я правильно говорю, Федор Тарасович?
– Правильно.
– Нет, - поднялся лейтенант. - Так не извиняются. У нас заведено по-другому. Если кто обидел кого, а тем более оскорбил, при всех честно, четко, без подсказок извиняется. А то получается, что извиняется не Федор Тарасович, а Наталья Николаевна.
– Товарищ лейтенант, - пыталась сгладить остроту разговора Титова. - Но надо же понять и Федора Тарасовича. Ведь ему, немолодому человеку, тоже нелегко.
– А вы думаете, легко было переносить незаслуженную обиду Ларисе? И это тянулось не один и не три дня.
– Извините меня, Лариса Остаповна, если в чем-то вас обидел, собрался-таки с духом Лещинский.
– Вот так-то лучше, - уже спокойно сказал лейтенант.
Возвращались, когда уже солнце касалось горизонта. Макарыч не спешил, лишь изредка пошевеливал вожжами. Тронутая предосенним увяданием листва переливалась всеми красками - от охряно-золотистой до темно-багряной. Из-под куста выскочил заяц-русак, немного пробежал вдоль дороги, потом свернул на уже убранное и вспаханное поле и задал стрекача. "Вот так же, наверное, думала Наталья, - было мирно и спокойно, когда Алесь ехал лесом на своем мотоцикле. Как он там сейчас?"
– Макарыч, нельзя ли поскорее?
– Чаму ж не? Можна. - Он стегнул лошадь по крупу, и та, словно спохватившись, затрусила резвее.
Приехали. Первое, что Наталья сделала - надев халат, пошла в палату к Алесю. Многие, конечно, заметили, что она часто навещает его. Ну и что? Алесь у них самый тяжелый больной, он и сейчас на грани жизни и смерти.
Вошла в палату и остолбенела: Алесь, чисто выбритый, сидел на кровати. Правда, небольшие пшеничные усы оставил нетронутыми.
– Алесь! - бросилась к нему Наталья. - Кто тебе разрешил подняться?