Главный врач
Шрифт:
– Раньше чем месяца через два не смогу, Степан Свиридович. Вы же знаете...
– Я берусь все сделать за две недели, - сказала Наталья.
– Как это "берусь"? - удивленно уставился на нее Мезенцев. - Вы что, инженер?
– Не инженер. Но у нас тут работает целая группа специалистов именно по этой части.
– Если так, то дело упрощается.
– Словом, так, - заключил Мезенцев, - через недельку я приеду, возьмем с собою Наталью Николаевну и - к первому. Думаю, поддержит. А после этого все будет зависеть от тебя...
– А
– Как это зря? - удивилась Лина.
– Да вот и с водолечебницей, видишь, все заглохло. Даже родничок наш приказал долго жить. Ключик...
Марья Саввишна спохватилась:
– Вот старая! Все забывать стала. Оксанка-то нашла твой ключик.
– Как нашла?!
– Сегодня были мы с ней в лесу, - начала рассказывать Марья Саввишна. Подошли к месту, где был родник. Я, значит, ищу себе нужную травку, а Оксанка ковыряется в ямке. Вижу, потянула за кончик какой-то тряпки. Тянула, тянула и вытянула-таки. И тут же стало сочиться. Давай и я ей помогать. А там, не поверите, кол забит. Расшатала я его, вытащила. Как ударит! Не только Оксанка, даже я, старая баба, перепугалась. Вот, говори, Наталья, спасибо Оксанке: нашла твой ключик.
Наталья бросила на стол вилку, подбежала к Оксанке и давай ее целовать:
– Ах ты ж моя умница! Нашла-таки! Ну спасибо, спасибо тебе, родная.
– И кому пришло в голову забить родник? - не могла успокоиться Марья Саввишна.
– Кому-то, значит, это выгодно, - сказала Лина. - А он все же пробился. Вот так пробьется и все хорошее. Как бы и чем бы его ни затыкали.
Вечерами к Титовым, у которых жили Люда Каледа и Лина Мезенцева, часто приходили еще Вольдемар Козел и Людины дипломники. Вольдемар - всегда с магнитофоном. А сегодня он еще вырядился в куртку цвета хаки с надписью на груди: "U.S.Army". Люда, не щадившая никого, сразу же заявила:
– Никак, к нам прибыл американский военный атташе? Не припомнишь, Наталья, ты его звала?
– Не надо завидовать, - парировал Вольдемар. - Между прочим, это не какой-нибудь там суррогат, а настоящая импортная вещь.
– Дурак ты импортный, - отрезала Люда. - И как таким оболтусам дипломы выдают, ума не приложу. Не завидую я тебе, Наташа. Наплачешься ты с ним.
Наталья хотела было защитить коллегу, но на него дружно навалилась неразлучная парочка - Слава с Юлей, - и Вольдемар, с видом непонятого оракула, ушел. Даже уговоры Марьи Саввишны не помогли.
– Ну зачем ты так, Люда? - не на шутку огорчилась Наталья. - Теперь у меня в коллективе - конфликт.
– А что он такой, - добавила Лина, - так это же его не вина, а беда.
– Ну как вы не понимаете! - горячо заговорила Люда. - Это же очень серьезно. Это щели, через которые к нам просачивается гниль. Троянский конь. Ничего себе шалости! Такие, как ваш Вольдемар, опасны тем, что находят таких же бездумных подражателей.
После этой короткой стычки Наталья уж и не знала, как перейти к разговору, который был у нее намечен. Решила говорить без обиняков.
–
Все посмотрели на Лину, как будто на ее лице можно было прочесть, что там еще за тупик. Но та и сама не догадывалась, куда клонит Наталья.
– Нам, кажется, удалось уладить вопрос о двух пристройках - к больнице и к нашему жилому дому. Остановка за проектно-сметной документацией. Это и есть тупик.
– Ну и Наталья, - развела руками Люда. - Сватала за одного, а как до дела дошло, так сразу и второй объявился. Не сваха, а талант.
– Людочка, да я же понимаю, что работы у вас без наших пристроек под завязку...
– Не подлизывайся. Будто я тебя не знаю. Тут - как ребята. Они, видишь, и так без выходных вкалывают. Говори с ними.
– Раз мы настроились на лауреатство, - ответил за всех Слава, - то ничего не поделаешь. Я "за".
Согласие было единодушным.
Расходились поздно. Наталья, Лина и Люда собирались уже ложиться спать, как на веранде, словно привидение, возникла Вера Терехова. Недавно, под нажимом Корзуна, ее выписали из больницы. Конечно, здоровье к ней не вернулось, но наступило улучшение - она успокоилась, на лице уже не было тех болевых гримас, которые прежде выдавали разрушительную работу болезни.
Вера немного потопталась на месте, пригладила рукой сползшую на висок прядь волос. Огляделась, будто хотела призвать Люду и Лину в свидетели. Тихим извиняющимся голосом начала:
– Миленькая Наталья Николаевна! Не знаю, как вас и благодарить. Вы и только вы поставили меня на ноги.
– Вера, вы что, за этим только и пришли? Так уже поздно. Давайте завтра утром. Потолкуем заодно, как вам быть дальше.
– За этим, за этим, миленькая Наталья Николаевна. Но у вас всегда много людей, и вам не до меня.
– Вера, ну что вы говорите!
– Я вот еще что. Хотела бы взять к себе Оксанку.
– Оксанку? - холодея, переспросила Наталья.
– Да. Я чувствую себя хорошо и вполне могу за нею присмотреть.
Наталья перевела дыхание, еще толком не зная, что скажет Вере.
– Может, все-таки завтра? - ухватилась она за соломинку. - Девочка уже спит...
– Ничего. Я осторожненько возьму ее на руки. Она даже не проснется.
– А вот этого-то и нельзя. - Голос у Натальи окреп, это был голос врача, который в чем в чем, а в таких вопросах разбирается. - Брать ее на руки вам нельзя.
– Почему, Наталья Николаевна?
– Потому, что спина у вас еще не окрепла. Может пойти прахом все лечение.
– Но я же чувствую себя совсем хорошо, - не сдавалась Вера.
Ну как ты ее убедишь, что чувствовать себя хорошо - это еще не все. Не скажешь же, что болезнь только притаилась на время и когда она проявится снова, никто не знает. Даже самый опытный врач. Поднять тяжесть - это значит повредить и без того хрупкие позвонки. Нет, брать сейчас Оксанку на руки Вере действительно нельзя. Сказать ей правду тоже нельзя. Пусть уж лучше сердится, пусть считает ее, Наталью, черствой.