Глаза ребёнка

Паттерсон Ричард Норт

Когда Паже поднимал трубку, он заметил улыбку на лице сына.

— Мистер Паже? Это Джэк Слокам.

Голосок тонкий, назойливый и несколько вкрадчивый. Паже сразу узнал его: это был репортер, который первым обратил внимание — если только кто-то не подвигнул его к этому — на статью о Рикардо Ариасе в «Инкуизиторе».

— Я нахожусь в округе Аламеда, — продолжал говорить Слокам. — В суде по семейным делам. У них здесь в деле «Ариас против Перальты» есть кое-какие документы, которые

они отказываются мне показать. По всей видимости, бумаги запечатаны.

Слокам говорил тоном оскорбленной добродетели. И этот тон был настолько же лживым, насколько притворной была убежденность журналиста в том, что Паже согласится помочь ему. Крис молчал.

— Мистер Паже?

Карло наблюдал за отцом, замерев с ложкой в руке, занесенной над тарелкой хлопьев.

— Слушаю, — ответил наконец Крис.

— Я рассчитывал на вашу помощь. Понимаете, насколько мне известно, они запечатаны по воле мистера Ариаса, а он мертв.

Паже постарался сдержать гнев.

— Поэтому теперь до него трудно дозвониться, правильно я вас понял? А вы пробовали набирать его номер через местный код — пятьсот десять?

Карло положил ложку и скрестил руки на груди; от его внимания не ускользнули нотки раздражительности в голосе отца. Между тем Слокам, казалось, был уязвлен словами Паже.

— Я слышал, у вас могут быть копии.

В этот момент Паже посмотрел на Карло и внезапно почувствовал отвращение ко всей прессе сразу, по силе сравнимое разве что с любовью к сыну.

— Что вы говорите, — удивился он. — И где же вы это слышали?

Слокам пропустил его вопрос мимо ушей.

— На самом деле, мистер Паже, я слышал, что документы эти имеют отношение к вам и некоторым членам вашей семьи.

Отвернувшись от Карло, Паже постарался говорить тише:

— Неужели это возбуждает вас, мистер Слокам? Неужели вам скучно, скажем, в той же Боснии?

Повисла короткая пауза, а потом журналист перешел в атаку.

— Послушайте, так вы дадите мне копии или нет?

— Нет. Но если у вас найдется одна минута, я попробую объяснить вам, как позаботиться о здоровье.

— Мистер Паже, это новости! Ваш характер — это новости, и вся ваша семья — это тоже новости. — Слокам замолчал, потом добавил, стараясь говорить как можно более небрежным тоном: — Может, в полиции найдется копия. Я слышал, они расследуют обстоятельства смерти Ариаса.

— Сомневаюсь, чтобы полиция открыла доступ к своим досье. И потом, вы должны сделать какую-то работу, верно? Так зачем притворяться? Почему бы вам не обратиться к тому человеку, который снабдил вас этой пикантной новостью? Вы же знаете, о ком я говорю? О человеке, поставлявшем информацию вашему предшественнику, покойному мистеру Ариасу?

Некоторое время оба молчали.

— Я понимаю, — продолжил Паже. — Ваш источник предпочитает оставаться в тени.

Поэтому для вас было бы лучше получить копии в другом месте, чтобы не вывести на него. На случай, если состоится судебное разбирательство, чтобы там ненароком не всплыло имя этого источника.

Снова пауза.

— Вы, кажется, угрожаете мне, мистер Паже?

Паже рассмеялся.

— Нет. Просто объясняю вам то, что вы и без меня прекрасно понимаете.

На сей раз Слокам молчал еще дольше, наконец решил огрызнуться.

— Наша газета может обратиться в суд и добиться, чтобы эти документы предали огласке. В судах тоже считают, что общественные интересы превыше неприкосновенности частной жизни. Особенно когда речь идет о тех, кто считает, что общество должно куда-то там избрать их.

— Я непременно вспомню об этом, — сказал Кристофер, — если когда-нибудь застану вас у себя в доме копающимся в моем грязном белье. Что-нибудь еще?

Теперь Слокам подпустил обиды в голос:

— Послушайте, я честно даю вам шанс откровенно рассказать мне о своей жизни. Если вы не сделаете этого, мне придется написать, что вы отказались сотрудничать с нами. И на сей раз никто не удержит меня от того, чтобы опубликовать это.

— Превосходно. Только в своем материале не забудьте упомянуть, что не принадлежите к числу людей, с которыми я обсуждаю мою частную жизнь, — холодно произнес Паже. — Видимо, вы считаете, что можете испортить мою репутацию как политика. Возможно, вы и правы. Но я хочу серьезно предупредить вас — оставьте моего сына в покое.

Паже повесил трубку.

Карло стоял у окна, устремив взгляд на залив. Не оборачиваясь, он спросил:

— Это был репортер?

Паже положил руки ему на плечи.

— Они пытаются заполучить бумаги Рики, в которых тот утверждает, что его дочь подвергалась сексуальным притязаниям, и еще что-нибудь, порочащее меня и Терри, будь то правда или вымысел.

Карло тревожно взглянул на отца.

— Они смогут это сделать?

— Вероятно. Единственный способ остановить их — это отказаться от участия в выборах. Как можно быстрее и не роняя достоинства.

Мальчик был в замешательстве. Паже догадывался, что тот сейчас должен переживать: весь этот позор, который ему предстоит вынести, когда его заклеймят как растлителя несовершеннолетнего ребенка; насмешливые взгляды сверстников и даже друзей; вопросы газетчиков, которым, в сущности, нет до него никакого дела, просто обвинение Рики для них — очередная сенсация.

— Я бы не хотел, чтобы ты сдался, папа. Это будет несправедливо.

Но сказано это было без особой убежденности. Реальной для Карло представлялась лишь его собственная жизнь, а тревога о том, станет его отец сенатором или нет, не могла мучить его постоянно, изо дня в день. И Паже хорошо понимал его.