Глазами маршала и дипломата. Критический взгляд на внешнюю политику СССР до и после 1985 года
Шрифт:
3. Какие вооруженные силы было необходимо иметь Советскому Союзу и государствам Варшавского Договора? К середине 80–х годов вооруженные силы СССР и США, Варшавского Договора и НАТО были примерно равными, сопоставимыми, уравновешивающими друг друга, для чего требовался высокий уровень вооружений (при этом отрывались огромные материальные ресурсы от мирного строительства) .
4. Как готовить вооруженные силы к отражению военной агрессии? Это — ключевой вопрос тех лет.
Советские Вооруженные Силы должным образом учли уроки тяжелых поражений первых лет Великой Отечественной войны. Вывод, сделанный в конце 40 — начале 50–х годов, был таким. Мы не хотим войны. Примем все меры к ее предотвращению, никогда и ни при каких обстоятельствах не начнем войну первыми. Если же против СССР и государств Варшавского Договора будет совершена агрессия, то мы будем отражать
Создать новую военную доктрину было чрезвычайно трудно, но это все же полдела. Другая часть дела состояла в том, что предстояло в соответствии с ней осуществить еще и крутую ломку армии и флота. Кому это делать? В первую очередь, конечно, Генеральному штабу! Но для меня лично и для Генерального штаба в целом существовавшая до 1986 года доктрина была непререкаемой истиной. Она была завещана нам полководцами Великой Отечественной войны Г. К. Жуковым, А. М. Василевским, К. К. Рокоссовским, И. С. Коневым, В. И. Чуйковым и другими — всеми теми, кто меня и мне подобных учил и воспитывал, именем которых мы, принимая военную присягу Отечеству, и сегодня клянемся честно служить ему! Как же так все это менять? Менять все, чему меня многие годы учили в академиях, на маневрах, чему и я уже десятки лет учил младшие поколения генералов и офицеров. Шла под откос значительная часть военного опыта, теории и практики нашего военного дела. Часто спрашивают, в чем заключалась перестройка в военном руководстве. В первую очередь в переосмыслении прошлого, нашей военной доктрины. Жизнь требовала дать ответы на новые вопросы.
Прежде чем убеждать других, мне нужно было внутренне перебороть себя, сформировать новый подход и новую стратегию обороны страны. Создание новой военной доктрины было самым главным делом в моей личной перестройке. И те, кто сегодня кричит, что генералы и адмиралы не перестроились, либо ничего не понимают в военном деле, либо имеют какие–то особые цели. В этой связи вспоминается мне тогдашний министр обороны Сергей Леонидович Соколов. Зная его крутой, непреклонный воинский характер и его взгляды на вопросы обороны нашего Отечества, думаю, что он переживал создание новой военной доктрины еще труднее, чем я.
Как бы то ни было, теорию новой военной доктрины и военной стратегии Генеральный штаб разработал. Большую помощь в этом оказали мне генералы В. И. Варенников, В. А. Омеличев, М. А. Гареев, В. В. Коробушин. Обсудили ее с руководящим составом Генерального штаба. Поскольку входящие в него работники были с проблемой знакомы, обсуждение прошло относительно безболезненно. Затем я доложил ее основы министру обороны и получил его одобрение. После этого, вскоре по возвращении из Рейкьявика, я выступил с докладом о новой советской военной доктрине перед профессорско–преподавательским составом Академии Генерального штаба. В этом докладе я ответил на пять заключенных в доктрине кардинальных вопросов в духе новой внешней политики Советского Союза (а не на четыре, как раньше).
1. О вероятном противнике. Да, мы считаем Соединенные Штаты и НАТО своими вероятными противниками, поскольку и они нас считают таковыми. Но мы готовы к демонтажу механизма военного противостояния с США и с НАТО в Европе. Готовы действовать совместно в этом направлении.
2. О характере войны. Пока что мы вынуждены готовить вооруженные силы к ведению боевых действий с применением ядерного
3. Какие нам нужны вооруженные силы? Мы готовы по мере снижения военной опасности к двусторонним и многосторонним сокращениям, а в определенных условиях и к односторонним сокращениям армии и флота. Готовы также к замене определенных военных мер политическими в ходе создания безопасного мира.
4. И, наконец (это было нечто совершенно новое и неожиданное), мы в случае агрессии против нас отказываемся от перехода в короткий срок после ее начала к наступательным операциям.
Будем отражать нападение только оборонительными операциями и одновременно стремиться с помощью политических мер ликвидировать конфликт. Преднамеренно отдавая стратегическую инициативу в войне агрессору, будем вести оборону в течение нескольких недель. Если эти меры не приведут к успеху и параллельными политическими акциями агрессию прекратить не удастся, только тогда развернем широкомасштабные действия по нанесению поражения агрессору. Лишь опытный профессиональный военный может понять, к каким коренным изменениям в состоянии армии и флота и буквально к перевороту в их подготовке ведет это теоретическое положение.
5. И в заключение я сказал, что теперь наша военная доктрина приобрела новое качество. В нее как составная часть включена деятельность политического и военного руководства по предотвращению войны. Предотвращение войны стало как теоретической частью военной доктрины, так и частью практической деятельности военного руководства Советского Союза. Откровенно говоря, этим открытием Генерального штаба в военной теории (а это было предложено впервые) мы даже гордились. Это положение начало реализовываться на практике уже к концу 1986 года.
Теперь военная доктрина СССР представляет собой систему официально принятых в Советском государстве основополагающих взглядов на предотвращение войны, военное строительство, подготовку страны и вооруженных сил к отражению агрессии, а также на способы ведения вооруженной борьбы по защите социалистического Отечества. Таким образом, в большинство основных ее положений, по форме похожих на прежние, было вложено новое содержание.
Таково в сжатом виде было содержание моего доклада в Академии Генерального штаба. Пока я делал доклад, в зале была абсолютная тишина, а на лицах слушающих — особенно в ходе второй половины доклада — непонимание, недоумение и тревога. Но что началось после доклада! Куда делась респектабельность наших военных ученых! По–моему, многие из них забыли, что перед ними выступает начальник Генерального штаба. Посыпались обвинения чуть ли не в измене или уж во всяком случае не только в ошибочности, но и недопустимости ряда положений доклада. Ведь то, что мне и другим работникам Генштаба пришлось передумать и переосмыслить в течение более чем года, я изложил академикам, докторам военных наук и профессорам всего за полтора часа. Поэтому шоковое состояние аудитории можно было понять. Пришлось после этого два часа отвечать на вопросы, а в течение еще нескольких дней проводить военную игру. Бурные дискуссии в Академии продолжались более месяца.
После этого руководство и профессорско–преподавательский состав Академии Генерального штаба активно включились в дальнейшую, более детальную разработку новой военной доктрины и основательно помогли Генеральному штабу и министру обороны.
В самом конце 1986 года содержание и сущность новой советской военной доктрины были рассмотрены и одобрены Советом Обороны СССР.
После этого началось ознакомление с новой военной доктриной высшего командного состава. Вскоре на совещании по итогам 1986 года перед руководством Министерства обороны, командованием военных округов, флотов и армий с докладом по новой доктрине выступил министр обороны СССР. Появились публикации у нас и за рубежом.
Потребовались время и большие усилия, чтобы новая военная доктрина была усвоена и принята командным составом армии и флота.
1986 год был насыщен крупными событиями, которые мы попытались описать. Это был год, когда создавались предпосылки для крутого поворота от старого к новому в жизни советского народа. И ничего, кроме, пожалуй чернобыльской аварии, не предвещало тех тяжелых и трагических событий, которые потрясли Советский Союз в 1989–1991 годах.
Глава IV.
1987 год — первые успехи и неудачи