Глазами маршала и дипломата. Критический взгляд на внешнюю политику СССР до и после 1985 года
Шрифт:
Переговоры рабочей группы проводились в госдепартаменте и были настолько напряженными, что ее руководители от СССР и США не могли присутствовать на большинстве официальных мероприятий. Они побывали только на первой беседе Горбачева с Рейганом, на подписании Договора по РСМД, официальных обедах в Белом доме и в советском посольстве 8 и 9 декабря. Докладывать М. С. Горбачеву и Э. А. Шеварднадзе о ходе переговоров и получать соответствующие указания приходилось глубокой ночью.
Но и официальные обеды передышкой тоже не назовешь. Они были работой. Вечером 8 декабря на обеде в Белом доме я, к своему удивлению, обнаружил, что сижу за столом рядом с госсекретарем Дж. Шульцем, что, в общем–то, для меня на таком протокольном мероприятии было «не по чину». Справа от меня, правда, находился сопредседатель по рабочей группе П. Нитце. За этим же столом (а
В такой беседе, которая требовала немалого внимания, прошел весь обед. Но велась она, разумеется, корректно и была, скорее, еще одним средством получше понять, что же представляет из себя этот настырный и неуступчивый советский военный. В свою очередь, мне не менее интересно было получше узнать, кто же такой Дж. Шульц, умело защищающий американские интересы. Признаюсь, для меня он как личность был очень интересен.
М. Ростропович, вступая пару раз в беседу, вел речь главным образом о крайне негативной роли в развитии советского музыкального искусства члена Политбюро ЦК КПСС в 40–х годах А. А. Жданова. Мне пришлось ответить, что в поднятой им проблеме я слабо разбираюсь. Для меня Жданов известен прежде всего как политический деятель того времени и член Военного совета Ленинградского фронта в годы войны.
Примерно таким же был на следующий день обед и в советском посольстве, где меня посадили за стол рядом с министром обороны США Ф. Карлуччи, у которого я уже побывал с визитом в Пентагоне.
Вечером 8 декабря неожиданно я получил приглашение встретиться в 8 часов утра 9 декабря в Пентагоне с председателем Комитета начальников штабов США адмиралом У. Крау (это должность, равная у нас начальнику Генштаба). Сообщив об этом М. С. Горбачеву, приглашение я принял.
Утром 9 декабря при положенном в таких случаях ритуале у входа в здание Пентагона меня встречал адмирал Уильям Крау. (До этого мы с ним виделись только на официальной церемонии встречи М. С. Горбачева в Белом доме утром 8 декабря.)
В беседе, принявшей непринужденный характер, У. Крау сразу же пригласил меня посетить США с официальным визитом в 1988 году. Я ответил на это согласием. (Такой вариант нами до этой беседы допускался). Далее в течение 45 минут за завтраком беседа велась по проблемам переговоров о сокращении ядерных и обычных вооружений, а следующие 45 минут беседовали примерно по тем же вопросам с членами Комитета начальников штабов.
Как адмирал Крау, так и другие члены Комитета (генералы Харрис — первый заместитель председателя, Вуоко — начальник штаба сухопутных войск, Уэлч — начальник штаба ВВС, адмирал Трост — начальник штаба ВМС, Дин — комендант морской пехоты) произвели впечатление профессионально подготовленных, разумных военных руководителей. Впрочем, это была не последняя моя встреча с ними, и у меня будет еще возможность сказать более подробно об этих военных руководителях.
Эта встреча вызвала интерес в средствах массовой информации. Ею было положено начало контактам советских и американских военных руководителей на высоком уровне.
Далее весь день вновь, шли переговоры рабочей группы по сокращению вооружений. В ночь с 9 на 10 декабря раздел советско–американского заявления на высшем уровне, который готовился нашей группой, был согласован по всем вопросам, кроме двух. Во–первых, не договорились по подуровню боезарядов на МБР и БРПЛ. (Нитце добивался подуровня в 4800, а наша группа — в 5000 боезарядов.) Зная о нашем резерве по этой позиции, я думал, как его лучше
Главным оказалось второе разногласие. Оно касалось соблюдения Договора по ПРО 1972 года. Для Советского Союза основу всей позиции (без чего нельзя было подписывать договор по СНВ) составляло соблюдение этого договора в течение согласованного периода (речь шла о 10 годах) в том виде, как его подписали в 1972 году, что помогало бы предотвратить гонку вооружений в космосе. П. Нитце с формулировкой «в том виде, как он был подписан в 1972 году» упорно не соглашался. И понятно почему. Такая запись затрудняла бы американцам осуществление программы СОИ. На том во втором часу ночи 10 декабря стороны, не договорившись, разошлись.
О результатах работы я ночью же доложил М. С. Горбачеву, который назначил на 8 часов утра обсуждение сложившейся ситуации.
В 8 часов 10 декабря в совпосольстве в присутствии Э. А.Шеварднадзе, А.Н.Яковлева и А.Ф.Добрынина я доложил о двух нерешенных вопросах. Начались обсуждение и выработка решения, что делать дальше.
Столкнулись две позиции: первая, выдвигавшаяся Шеварднадзе и допускавшая исключение слов «соблюдать Договор по ПРО в том виде, как он был подписан в 1972 году», и вторая (которую я твердо отстаивал), не допускавшая исключения этой формулировки из Совместного заявления глав держав. Полемика, а иногда и перепалка были очень острыми и бескомпромиссными. В конце концов Горбачев согласился с мнением начальника Генштаба. Обращаясь к Шеварднадзе и ко мне, он сказал: «Если вы не договоритесь с Дж. Шульцем и П. Нитце, чтобы эта формулировка была оставлена в совместном заявлении, весь разоруженческий раздел из заявления придется изъять, но это сильно снизит ценность документа и визита в целом. Договаривайтесь о последней встрече с Нитце и постарайтесь решить вопрос. Это очень важно».
Около 9 часов в совпосольство прибыли Дж. Шульц и П. Нитце, с которыми Э. А. Шеварднадзе после непродолжительного разговора наедине условился о новой встрече группы Нитце — Ахромеева, пока будет идти завтрак в Белом доме, который Р. Рейган давал в связи с отлетом М. С. Горбачева. Торжественные проводы были назначены на час дня.
В 11 часов в Белом доме в комнате заседаний кабинета США встретились С. Ф. Ахромеев и В. П. Карпов с П. Нитце и К. Пауэллом. Начались поиски компромисса с целью добиться согласия по оставшимся двум несогласованным вопросам.
Встреча носила, я бы сказал, дуэльный характер. Мне хорошо помогал в ней Карпов. О ней стоит рассказать подробнее.
Мы относительно быстро покончили с оставшимися второстепенными разногласиями и редакционными уточнениями. Еще раз рассмотрели оставшиеся несогласованными два принципиальных вопроса и опять к согласию не пришли. Времени уже не оставалось. Памятуя сказанное Горбачевым, я предложил Нитце вместо большого раздела по вопросам разоружения в совместном заявлении включить в него маленький абзац, сводящийся к тому, что между президентами произошел обмен мнениями по основным разоруженческим вопросам, перечислив их без указания о достижении каких–либо договоренностей. В ответ на это П. Нитце неожиданно заявил: «Как вы смотрите, маршал, на следующий вариант: США соглашаются с включением фразы «соблюдать Договор по ПРО в том виде, как он был подписан в 1972 году», а СССР снижает подуровень на боезаряды для МБР и БРПЛ с 5000 до 4900 единиц?» Помня разговор с М. С. Горбачевым в Москве, я знал, что это предложение для нас приемлемо, но сказать об этом не имел права. Согласие мог дать только М. С. Горбачев. Поэтому ответил Нитце: «Я должен немедля доложить об этом Генеральному секретарю. Не знаю, как он отреагирует на это. Но мое личное мнение, что такое предложение может быть принято». (На.языке дипломатии выраженное таким образом мнение для партнера всегда означает, что вырисовывается возможность договоренности.)
Вдруг на этот мой ответ П. Нитце еще более неожиданно заявляет: «Нет, считайте, что это был мой личный зондаж. Договориться на этой основе нельзя». Пришлось в ответ сказать моему партнеру, что такой зондаж на нашем уровне не вполне приемлем. Но раз уж он произошел и ни к чему не привел, давайте будем считать, будто его и не было.
В это время закончился завтрак у Р. Рейгана, к П. Нитце и К. Пауэллу присоединились Дж. Шульц и министр обороны Ф. Карлуччи, а к нам — Э. А. Шеварднадзе. Американцы отошли в угол комнаты и начали тихо совещаться. Мы остались на месте, и я докладывал Шеварднадзе о ходе переговоров, не упоминая о зондаже со стороны Нитце, поскольку мы с ним договорились, что его как бы и не было.