Глазами маршала и дипломата. Критический взгляд на внешнюю политику СССР до и после 1985 года

Ахромеев Сергей Фёдорович

Вместе с тем, самой КПСС было признано (в принципе правильно), что одной из основных причин застоя в экономике было централизованное управление ею. Это управление осуществлялось командно–административной системой. Основой этой системы являлись партийные органы. Через нее КПСС осуществляла практическое руководство экономикой страны. Жизнь доказала: то, что было раньше эффективным, теперь устарело. То, что раньше обеспечивало концентрацию усилий на главных направлениях, сегодня стало непреодолимой преградой прогрессу.

Не являясь специалистами, мы не можем дать полную и глубокую оценку того, насколько обоснованной была такая крутая ломка существующей

системы управления экономикой страны в то время, когда взамен никакой другой системы создано не было. Однако и нам, неспециалистам, было ясно, что за этой системой стоят практика десятилетий, опытные кадры, огромный потенциал нации. Наивные, недопустимые для руководителей государства надежды на то, что заменой для такой системы управления экономикой в кратчайшие сроки станут созданные в 1989 году в результате выборов советы всех звеньев, естественно, не оправдались. Но ведь это было очевидно и раньше. Во всех звеньях аппарата командно–административной системы работали сотни тысяч крупных и менее крупных, но опытных партийных и хозяйственных руководителей. Они на своих плечах тащили огромный груз ответственности за управление экономикой. Но дело не только в этом. Относительный успех командно–административной системы управления страной (и об этом преднамеренно молчат) обеспечивался в различные годы по–разному. В 20–30–е годы он обеспечивался энтузиазмом народа, десятками миллионов людей, пошедших тогда сознательно на огромные лишения для построения, как они надеялись, в короткие сроки социализма. В 40–50–е годы — в годы войны и восстановления народного хозяйства — он основывался на патриотизме, любви к Родине, национальном достоинстве, вере в то, что страна разгромит фашистов и будет восстановлена собственными усилиями. Так произошло и в действительности. С 60–х годов эти стимулы стали угасать.

Но встает вопрос, а откуда же подобному потенциалу было взяться в 1988–1990 годах? На основе чего он мог вырасти? КПСС подвергалась ударам и разрушению, социализм — очернению, патриотизм — осмеянию. Какие стимулы могли поднять на подвиг сотни тысяч людей, пришедших в советы? При этом они не имели ни опыта работы, ни необходимых знаний, ни соответствующих стимулов к тому, чтобы взвалить на себя ответственность за управление экономикой страны. Кроме того, большинство из них было в тот момент растеряно и дезориентировано.

Разрушение существовавшей системы управления экономикой без замены ее другой реально действующей системой было крупнейшей ошибкой руководства КПСС и государства. Эта ошибка дорого обошлась государству и народу. Деструктивные националистические и антисоциалистические силы получили широкие возможности разрушения целостности страны, деформирования ее экономики.

Перечисленные четыре причины в совокупности породили стремительный рост сепаратизма, анархию в экономике, разрушение вертикальных структур управления ею.

Кто больше всего виноват во всем этом? Видимо, через определенное время это будет тщательно проанализировано и определено. Однако очевидно, что средства массовой информации действовали в разрушительном направлении под руководством членов Политбюро, секретарей ЦК КПСС А. Н. Яковлева и В. А. Медведева. Зловещая роль первого в очернении нашего прошлого и социалистических идеалов и, по крайней мере, беспомощность и бездействие второго в руководстве идеологической работой в 1988–1990 годах очевидны.

Глава V.

1988 год — трудное продвижение вперед

Наиболее значительным и отрадным событием 1988 года был,

конечно, начавшийся в мае вывод советских войск из Афганистана. Для читателей, думается, представит интерес рассказ о некоторых относящихся к этому событию деталях — как политического, так и военного плана.

Г. М. Корниенко. В декабре 1986 года советским руководством, как уже упоминалось, был установлен предельный срок пребывания наших войск в Афганистане — не более полутора–двух лет. Но вот прошел 1987 год, а вывод войск еще не начался. Этому были свои причины.

Во–первых, требовалось провести большую дополнительную работу по повышению боеспособности афганской армии и по упрочению позиций кабульского правительства, с тем чтобы оно не пало сразу после ухода советских войск, что имело бы отрицательные политические последствия для Советского Союза, особенно в глазах соцстран и стран «третьего мира». Во–вторых, только в самом конце 1987 года, после советско–американской встречи в верхах в Вашингтоне, возобладала точка зрения в пользу подписания Соединенными Штатами женевских соглашений по Афганистану, позволив тем самым Советскому Союзу уйти из Афганистана «по–хорошему», без потери лица.

Настал момент, когда надо было действовать максимально энергично, чтобы без дальнейших затяжек приступить к выводу советских войск, имея в виду, что сам процесс вывода в силу технических причин должен был занять не один месяц. Между тем возникла опасность нового тупика на афгано–пакистанских переговорах в Женеве, от исхода которых зависело и начало вывода войск. Объяснялось это, с одной стороны, стремлением Пакистана при молчаливом согласии США выторговать «под занавес» максимум уступок, а с другой — не очень квалифицированными подсказками афганцам по вопросам тактики переговоров с нашей стороны.

Нарастало ощущение, что необходим какой–то сильный импульс, который помог бы привести афгано–пакистанские переговоры к быстрейшему успешному завершению. Побывав в январе 1988 года в Вашингтоне, где я имел доверительные беседы с государственным секретарем Дж. Шульцем и помощником президента по вопросам национальной безопасности К. Пауэллом, а также с другими осведомленными лицами, я пришел к выводу, что таким импульсом могло бы явиться четкое заявление советского руководства об установлении точной и по возможности близкой даты начала вывода советских войск из Афганистана. Исходя из бесед в Вашингтоне, у меня были основания полагать, что если таким образом будет создана перспектива ухода советских войск из этой страны еще до конца президентства Рейгана, то соблазн для последнего записать это в свой актив будет достаточно велик (США способствовали быстрейшему взаимоприемлемому завершению афганского урегулирования).

Не менее важно, с моей точки зрения (хотя об этом я не говорил вслух), было и то, что, установив и объявив миру точную дату начала вывода войск, советское руководство тем самым и самому себе определит рубежи, положит конец внутренним колебаниям и расхождениям. Однако, я думаю, именно поэтому мое предложение объявить точную дату начала вывода советских войск из Афганистана, сделав это центральным элементом заявления М. С. Горбачева, с которым решено было выступить в начале февраля, Э. А. Шеварднадзе встретил в штыки. Максимум, на что он согласился, — это включить в готовившееся заявление сформулированную в повествовательно–сослагательном наклонении фразу о том, что вывод можно было бы начать в мае 1988 года, если соглашения об урегулировании будут подписаны в течение февраля — марта.