Глиняная Библия
Шрифт:
– Когда я звонил Бруно, то слышал, как Дебора выражала свое недовольство. Наш друг рассказал мне, что Дебора очень обеспокоена и даже просила его никогда больше с нами не встречаться. Они начали спорить, и Бруно ей сказал, что скорее расстанется с ней, чем с нами, и что никто и ничто не сможет его заставить порвать отношения со своими лучшими друзьями.
– Бедная Дебора! Я понимаю, как она страдает.
– Ты ей никогда не нравилась.
– А я вообще почти никогда никому не нравлюсь.
– По правде говоря, ты осознанно стремишься никому не нравиться, что является признаком внутренней неуверенности в себе. Но ты это и сама знаешь, так ведь?
– Со
– С тобой разговаривает друг, который к тому же является врачом.
– Ты можешь вылечить тело, однако невозможно вылечить душу.
– Я это знаю, но ты, по крайней мере, должна бы попытаться сделать над собой усилие, чтобы начать видеть окружающий мир в несколько другом свете.
– Я пытаюсь. Как, по-твоему, мне удалось прожить все эти годы? Понимаешь, у меня ведь есть только вы. После того как умерла моя бабушка, только вы удерживаете меня в жизни. Вы и…
– Да, месть и ненависть – двигатели истории, в том числе и истории жизни конкретных людей. Несмотря на то что прошло уже так много лет, я все еще помню твою бабушку. Она была удивительной женщиной.
– Она не довольствовалась, как я, лишь тем, что ей удалось выжить, и во все совала свой нос. Она вышла из тюрьмы несломленной – так и осталась анархисткой. Бабушка организовывала тайные собрания, переходила французскую границу туда и обратно, чтобы доставить в Испанию антифранкистские листовки и брошюры, а заодно чтобы встретиться с опытными диссидентами. Я тебе расскажу об одном случае. В пятидесятые-семидесятые годы во всех кинотеатрах Испании перед тем, как начать крутить фильм, показывали киножурнал о достижениях Франко и его министров. Мы тогда жили в Матаро – это город неподалеку от Барселоны – и там был летний кинотеатр, в котором мы смотрели фильмы на открытом воздухе и при этом лузгали семечки. Как только на экране появился Франко, моя бабушка закашлялась, плюнула на пол и тихонько пробормотала: «Они считают, что победили нас, но они сильно ошибаются. До тех пор, пока мы способны думать, мы – свободные люди». Затем она высоко подняла голову и сказала: «Мне они – не указ». Я с ужасом посмотрела на нее, ожидая, что нас вот-вот заберут. Однако ничего не произошло.
– Когда мы приходили повидаться с тобой, она всегда принимала нас очень радушно и никогда ни о чем не спрашивала Мне запомнилось, что у нее были черные волосы и она связывала их в узел на затылке, а еще что у нее все лицо было в морщинках. В ней чувствовалось столько достоинства…
– Она знала, что мы обсуждали и о чем договорились, знала о нашей клятве. Она никогда меня не упрекала в том, что я в этом участвую, и лишь сказала мне, что сделать задуманное нужно с умом, не поддаваясь слепому гневу.
– Не знаю, получится ли это у нас.
– Мы попытаемся, Карло, попытаемся. Думаю, что мы приближаемся к развязке, и нам все-таки удастся добраться до Танненберга.
– А почему он вышел из тени после стольких лет? Я постоянно задаю себе этот вопрос, Мерседес, и не нахожу ответа.
– У подонков тоже есть чувства. Та женщина либо его дочь, либо внучка, либо племянница, либо еще какая-нибудь родственница. Исходя из того, что нам сообщил Марини, я склонна думать, что Танненберг отправил ее в Рим, чтобы она попросила там помощи в поиске глиняных табличек. О них эта девчонка говорила на конгрессе. Эти таблички, по всей видимости, очень для них важны, раз уж он отважился выйти из тени.
– Ты считаешь, что у подонков тоже есть чувства?
– Посмотри вокруг себя, вспомни недавнюю историю. Все диктаторы, о жизни которых в той или иной мере
– Ты все и всех сваливаешь в одну кучу, Мерседес! – Карло рассмеялся. – Ты, как видно, тоже анархистка!
– Моя бабушка была анархисткой, и мой дедушка тоже. Да и мой отец был анархистом.
Они оба замолчали, решив не бередить раны, которые все еще болели.
– Ганс уже звонил Тому Мартину? – спросила Мерседес, чтобы сменить тему разговора.
– Нет. Но он мне сказал, что, как только договорится с ним о встрече, немедленно нам позвонит. Думаю, он выждет пару-тройку дней, прежде чем что-то предпримет. Он только что вернулся домой, и его дочь Берта начнет беспокоиться, если он тут же опять уедет.
– Этим делом могла бы заняться и я. В конце концов, у меня нет семьи, и мне не нужно никому давать объяснения, куда я еду и кому звоню.
– Пусть это все же сделает Ганс.
– А как там твой друг Лука?
– Я знаю, что он тебе не нравится, однако он хороший человек и помогал нам – да и дальше будет помогать. Он мне позвонил как раз перед тем, как я пошел сюда, и сообщил, что пока нет никаких новостей и его бывшие коллеги ничего нового не предпринимают. Он, вообще-то, не хотел меня тревожить, но все же рассказал, что, насколько ему стало известно, кто-то рылся в архивах в поисках информации, имеющей отношение к тому, что произошло. Но они ничего не нашли, потому что Лука не заводил, как это обычно принято, дело по нашему заказу – он принял его от нас в устной форме и лично давал распоряжения своим людям, не говоря им, кто является клиентом. Ему также показалось, что кто-то тайно проникал в его кабинет. Он обшарил весь кабинет в поисках микрофонов, но так ничего и не нашел. Тем не менее он предпочел позвонить мне из телефонной будки. Мы с ним договорились, что встретимся завтра. Он зайдет в клинику.
– Может, это Танненберг?
– Может быть, и он, а может, и полиция или еще черт знает кто.
Это либо он, либо полиция: кто еще мог бы заинтересоваться тем, что произошло?
Да, ты права.
Они разговаривали до позднего вечера, и каждый думал о том, что неизвестно, когда им еще доведется встретиться.
12
– Пол, я нашел пару человек, которые, наверное тебе подойдут. Они соответствуют тем требованиям, которые ты мне назвал. Если бы ты дал мне больше времени, я смог бы найти кого-нибудь еще.
– Единственное, чего у меня сейчас нет – так это времени. Уже идет обратный отсчет до того момента, когда начнется эта чертова война.
– Не причитай! Благодаря этой войне мы заработаем кучу денег.
– Да, Том, войны превратились в прекрасный бизнес. Я подписал несколько контрактов об отправке людей в Ирак уже на следующий день после начала войны. Думаю, что и ты тоже.
– Именно так. Более того, я хочу предложить тебе одно дельце которое мы могли бы провернуть вместе. Сколько у тебя людей?