Глупая сказка
Шрифт:
Вскоре местность пошла под уклон, запахло сыростью. Деревья стали мельчать…
Человек пролез в едва заметный прогал между двумя соснами и очутился на небольшой поляне. Здесь было совсем темно, и человек включил фонарик. Бледный слабый из-за севшей батарейки луч метнулся по хвое и пополз к центру поляны.
Сейчас он увидит то, из-за чего сюда пришел, то, из-за чего станет работать здесь почти до утра, вскапывать землю, носить от речки воду, делать измерения при свете фонарика. Он увидит цель своей жизни, своих любимцев, к которым почти каждый день пробирался сюда на тайные свидания.
Луч от фонарика пересек поляну, лихорадочно
На поляне ничего не было…
Не веря своим глазам, но уже сердцем понимая беду, человек потушил фонарик и, нагнувшись, пошел к центру поляны, ощупывая землю.
Вскоре его пальцы наткнулись на то, что искали, – маленький пенек, потом нашли еще два…
Человек тихо застонал и сел на землю, покачивая головой, как пьяный. Кто-то срезал три деревца… Три деревца, которые он холил, поил, растил много лет… Наверно, их срезали на удилища. Они были такие тонкие, стройные, гибкие… Кто-то шел по сосновой посадке, увидел деревца и срезал их ножом или срубил туристским топориком.
Человек сидел, посапывая и раскачиваясь, наверно, с полчаса, потом встал. Он принял решение.
За эти три деревца он убьет первого же, кого встретит в лесу…
Часть третья ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР, НОЧЬ
1
Рис все ниже склонялся к моему плечу, наконец обхватил меня за шею и засопел над ухом. Сегодня ему досталось… Да еще голодный… Деревья стали совсем маленькими, превратились в игрушечные елочки, разбежались в стороны и пропали во тьме, словно вошли назад в землю.
Запахло водой. Еще минута, и я увидел, что нахожусь на лугу. Впереди узкой полоской светлела река. За рекой, до самого еще совсем светлого горизонта, простирались камыши. Там, в болотах, на каком-то островке, а может быть на лодке, горел костер – его огонь я принял в лесу за свет звезды. Почему-то издали он казался зеленым. Теперь костер горел тревожным красным светом.
Еще несколько сот шагов – и я с Рисом, как древний витязь с тигром на плечах, стоял на высоком берегу речки. В этом месте речка была совсем узкой и мелкой, почти ручейком. Она деловито бежала, прижимаясь к берегу, крутя водовороты; иногда всплескивала рыбешка. Однако чуть дальше, в зарослях, судя по тишине и тяжелым глухим ударам хвостов больших рыбин, было глубоко…
Я осторожно опустил сына на землю (Рис забормотал во сне, зачмокал губами) и пошел поискать чего-нибудь для костра. Вскоре я наткнулся на полуобгоревшее бревно, небольшую кучку хвороста, коровьи лепешки – остатки чьей-то стоянки. В овраге неподалеку, заросшем мелким кустарником, я набрал еще хвороста. Затем – вот когда пригодились спички! – разжег на старом пепелище костер и принес к огню Риса. От света и тепла сын проснулся, долго недоуменно таращил глаза, потом пододвинулся к огню поближе, притих и стал смотреть на пляшущее пламя.
Я подбросил в костер сучьев, коровьих лепешек, и костер затрещал, зафыркал дымом, пахнущим давно забытыми деревенскими запахами: ухой из вертких полосатых окуньков и широких литых плотвичек, с пшеном, картошкой, зеленым луком, красным перцем, лавровым листом; кашей из молодой пшеницы, собственноручно добытой из колосков на убранном колхозном поле, с мелконарезанным мясом и целыми сладкими синими луковицами; чаем, заваренным смородиновым листом; мокрым лугом
Рис никогда не знал деревенских запахов, но когда его накрыло дымом от костра, он встревожился, глубоко втянул в себя воздух и проглотил слюну.
– Черт! – воскликнул он. – Как вкусно пахнет!
Наверно, все же Рис знал эти запахи. Очень давно. Когда его совсем не было, когда он был мною.
– Сейчас попробуем поужинать, – сказал я.
– Что? – быстро спросил Рис. – Ужин? Откуда?
– Рядом с нами протекает река, а если рядом протекает река, ловкий человек всегда в ней чего-нибудь добудет съестного.
– А ты ловкий человек? – спросил Рис недоверчиво.
– Когда-то, в твои годы, был ловким. Если удастся вспомнить…
– Вспомни, пожалуйста, – попросил Рис.
– Тогда неси за мной вот эту головешку.
Я выдернул из костра большой, пылающий ярким пламенем сук и подал его Рису.
– Только осторожней, не загорись сам.
Рис опасливо взял сук и отодвинул его как можно дальше от себя.
– Черт! Как жжется! – заметил он.
Сам я взял охапку дров, и мы спустились к реке: я впереди, Рис, постоянно роняя сук и чертыхаясь, – сзади. Под обрывом, как я и предполагал, был маленький песчаный пляжик, косо уходивший под воду, – идеальное место для ловли раков. Я сложил дрова у самой воды, сунул в дрова головешку, которую принес Рис на вытянутых руках, со страшными предосторожностями, словно это была не головешка, а гремучая змея, и через минуту костер ярко запылал, освещая камыши на той стороне и часть дна мелкой речушки. Затем я снял туфли, носки, закатал штанины брюк и вошел в воду чуть выше по течению, поближе к камышам. Покопавшись в иле, я нашел там десятка полтора крупных ракушек. После этого я вылез на берег, подобрал ракушки и положил их в костер, на горячие угли. Вскоре ракушки затрещали и стали раскрываться. Запахло жареным мясом.
– Черт! – сказал Рис. – Как вкусно пахнет. Здорово ты придумал.
– До ракушек дело пока не дошло.
Я взял сук и начал вытаскивать шипящие ракушки из костра.
Когда ракушки чуть остыли и их можно было брать руками, я побросал их в воду с таким расчетом, чтобы они легли неподалеку от берега, на освещенный участок дна.
– Рыбу, что ли, из воды хочешь выманить? – спросил наблюдавший за моими действиями Рис.
– Чего-нибудь выманим…
Мы сели с Рисом на корточки и стали ждать. Вода шевелила на дне наши тени.
Я пропустил момент, когда он появился Он словно свалился с неба. Огромный черный усатый рак. Я сразу прозвал его Матерым. Матерый лежал в двух шагах от нас, таращил свои глазищи и угрожающе шевелил усами. Видно, мы не внушали ему доверия и он хотел запугать и прогнать нас.
– Ух ты! – воскликнул Рис.
– Тише…
Мы сидели не шевелясь Это успокоило рачища. Наверно, он принял нас за глыбы. Глинистые, огромные, но безобидные глыбы. Матерый подполз к ближайшей ракушке и тронул ее клешней. Ракушка не убежала. Но рак, видно, был стреляным раком и тронул ее еще раз, посильнее. Ракушка продолжала неподвижно лежать. Третьей пробы Матерый не стал делать. Он обхватил жаркое двумя клешнями, подтянул его к себе (сразу было видно, что это гурман) и начал есть не спеша, отщипывая по кусочку и на всякий случай грозно шевеля усами.