Гнев Тиамат

Кори Джеймс С. А.

– С Карой и Ксаном?

– Вы обращаетесь с ними как с людьми, – продолжал Кортасар, – но они не люди.

– И не крысы. Я работала с крысами. Не похоже.

Он опять не заметил шутки. Или не счел ее смешной.

– Они – механизмы, изготовленные из трупов детей. Они иногда действуют как дети, потому что дронам пришлось работать с таким материалом. Эрос, только в другом масштабе. Природа протомолекулы и всех связанных с нею технологий подчиняется одной логике. На Эросе, желая создать насос, они использовали сердце. Для манипулятора перестраивали руку. Здесь то же самое. Кара и

Александр умерли, а дроны создали из их мертвых тел что-то иное. Вы говорите с девочкой, которой не существует. Что-то, возможно, существует. И это что-то создано из людей, как я мог бы собрать катапульту из куриных костей. Вы их антропоморфизируете.

– Это чему-то мешает?

– Это некорректно, – сказал Кортасар. – Только и всего.

В здании государственного совета их встретил эскорт и проводил в конференц-зал, где уже сидели Трехо с Иличем. Илич выглядел хуже обычного, а при нынешнем положении дел это кое о чем говорило. А вот у Трехо, казалось, на душе было легко. Он жестом предложил им сесть. Дисплей на стене демонстрировал карту системы – солнце планеты, спутники и корабли, как в виртуальном планетарии. Элви показалось, что кораблей многовато.

– Как ваши исследования? – отрывисто спросил Трехо.

– Продвигаемся. Медленно, но неуклонно, – сказал Кортасар.

– Вы согласны, майор Окойе?

– Мы выявили новые связи. Трудно заранее установить, существенные или пренебрежимые, но да. Прогресс есть.

– У нас новости, – сообщил Трехо.

– Что происходит? – спросила Элви.

И услышала о полномасштабном вторжении, предпринятом подпольем. Трехо без лишних слов ввел их в курс дела, после чего открыл обсуждение.

– Меня, – начал Илич, – заботит, что такое им известно, что неизвестно нам. Это главная проблема.

– Понимаю вашу озабоченность, – ответил Трехо, приподняв ладонь в жесте, должно быть, означавшем: «Прошу вас, перестаньте ныть».

– Прежде всего, сепаратисты видели действия «Бури» против своего флота. И знают, на что она была способна. А мы видели, как они уничтожили этот неубиваемый корабль. То есть мы не знаем, на что еще способны они.

– Сведения из Сол указывают, что они истратили весь отправленный нами для перезарядки запас антиматерии, – вставил Кортасар.

– А все остальное на месте, – кивнул Трехо. – Все наличные запасы изолированы на строительных платформах или были отправлены в другие системы на кораблях-бомбах. После потери «Тайфуна» существует вероятность, что они присвоены врагом, но нам о пропажах ничего не известно.

– Допустим, дело не в этом, – сказал Илич. – Тогда что же у них в рукаве, если они готовы бросить три сотни?..

– Четыре, – поправил Трехо. – Подходят все новые.

– Бросить на нас четыре сотни кораблей. Если их не одолела вдруг тяга к самоубийству, приходится допустить, что они что-то знают.

Элви согласилась бы с Иличем, если бы не его тон. Понимала она и спокойствие Трехо. После чудес от чужаков и политических интриг милая простая перестрелка была для него возвращением в зону комфорта. Но не для нее.

– Об этом предоставьте беспокоиться мне, – бросил Трехо. – Я уже связался с адмиралом Гуярат. «Вихрь» еще не в стопроцентной готовности, но

в пределах системы она может его задействовать. А я и так не собирался отправлять последний «Магнетар» за врата. Тут мы готовы. А вот к чему не готовы, это к молчанию верховного консула.

– Да, покажется странным, – признал Кортасар.

– Идея, что он возглавляет секретную группу по изучению силы, убившей Медину, правдоподобна, – сказал Трехо. – И даже вдохновляет. Но в молчание перед лицом вторжения не поверят. Здесь нам не обойтись без его лица. Без вариантов.

– Не знаю, что тут можно сделать, – вмешалась Элви. – У него не было просветлений, с тех пор как…

– Справимся, – сказал Трехо. – Я понимаю, что это не ваш уровень, но вовлекать в дело средства массовой информации считаю нежелательным. Возьмем сканы и записи голоса верховного консула и генерируем из них обращение к врагу и империи. Вы ведь работали с анимацией изображений?

– С образцами животных, – уточнила Элви. – Не совсем то.

– Это возможно, – сказал Илич.

– Хорошо. – Трехо встал. Элви уже решила, что совещанию конец, и двинулась к двери, когда услышала: – Доктор Окойе, это дело не будет ждать. Займемся им сейчас же.

Аппаратура для сканирования была не слишком громоздкой, но в комнате Дуарте сразу стало тесно. Келли облачил верховного консула в официальный мундир и усадил в кресло. Насколько понимала Элви, съемки мундира вместе с человеком упрощали создание фальшивки.

– Следы монтажа останутся, – сказал Кортасар. – Их всегда можно обнаружить.

– У нас хорошая анимационная программа, – успокоил Трехо, вставляя в патрон палочку осветителя.

– Такие есть не только у нас, – сказал Кортасар. – Я не возражаю. Просто будьте готовы дискредитировать тех, кто распознает фальшивку.

– Уже готовимся, – ответил Трехо, выпрямляясь.

Осветитель менял спектры, подстраиваясь к особенностям кожи и волос Дуарте. Тот исхудал за прошедшее время. Глаза и сейчас казались осмысленными, если не присматриваться, но щеки запали, подчеркнув скулы. Элви почудилось, что из-под кожи просвечивает череп, – а прежде такой мысли у нее не возникало. Келли причесал ему волосы, постаравшись уложить так, как всегда укладывал перед выступлениями и обращениями. Только вот Дуарте не сидел смирно. Его худые, сероватые, будто присыпанные пылью руки пребывали в постоянном движении. И глаза непрерывно двигались, как будто следили за полетом невидимой другим бабочки.

– Нельзя ли его на минуту остановить? – спросил Трехо.

– Он иногда замирает, – объяснил Келли. – Возбуждается, когда кругом люди. Дайте ему время успокоиться.

Трехо что-то буркнул, но возражать не стал. Элви вместе с другими ждала, разглядывая человека, который совсем недавно был божественным королем галактической империи. Теперь она видела лишь развалины. Она не забыла, как при первой встрече ощутила силу его личности. Присутствие чего-то жизнеспособного и непреодолимого. Что-то в очертаниях его нижней челюсти напомнило ей о Терезе. Легко забывалось, что они тоже люди. Отец и дочь. Такие же сложные, трудные отношения, какие правили людьми со времен, когда те обрели дар речи. А может быть, и раньше.