Гнездо времени
Шрифт:
Поминая Моргана добрым словом, посиживали мы с Петей в этом ресторане. По стенам висели пиратские пистолеты, сабли, ножи и ружья. Неподалеку от нашего столика дымился фитиль заряженной пушечки.
– Сейчас шарахнет!
– сказал я.
– Сначала мы шарахнем!
– поднял Петя кружку, полную ямайского рома.
И он был прав - пушечка пропускала, а мы нет. В голове уже шумел прибой, и черные паруса застили взор.
– По морям и океа-а-а-нам злая нас ведет судьба!
– грянул вдруг Петя. Бродим мы по разны-ы-ы-м стра-а-а-нам
Мне вдруг до слез захотелось собственного гнезда - маленький белый домик на берегу острова Ласточек...
Даже у времени есть гнездо, а у меня - шиш с маслом!
– Не плачь, - говорил Петя, - не плачь! Я тебя усыновлю. Вместе с бабушкой Хуана!
– Спасибо, друг!
– не унимался я.
– Но мне нужно собственное, персональное гнездо. Тогда бы я высидел чего-нибудь дельное.
Подошли марьячис в черных камзолах с золотыми позументами и в сомбреро, которые напоминали гнезда королевских орлов.
– Беса, ме, беса ме муучьо!
– затянули они трехголосо.
– Комо фуэ эста ноче пор ультима-а-а бес.
– Бе-э-э-саме!
– поддали мы с Петей жару.
Мы, как Лаффит с Морганом, уставшие от морских походов, отдыхали теперь душой. В руках Пети откуда ни возьмись объявились кремниевые пистолеты. Взведя курки, он потребовал у официанта удовлетворения. И тот быстро притащил еще две пинты темного ямайского рому.
– Хама-а-а-йка! Хама-а-а-йка!
– голосил Петя, вразрез марьячис, скрывая таким образом пробудившуюся икоту.
В конце концов, изнуренные вокалом, обливаясь ямайским потом, мы решили покинуть палубу.
Петя почему-то долго выпрашивал у растерянного официанта шестивесельный ялик.
– Море штормит, - говорил он со всей возможной убедительностью.
– Нам вплавь нельзя! Подать мне ялик, вашу мать!
Добравшись кое-как до выхода, мы обнаружили на обширном подносе отрубленную кисть пиратской руки. Она была бесчеловечно утыкана дюжиной деревянных стрелок-зубочисток.
Петя всхлипнул и принялся, как говорится, лобызать эту бедную руку. Причем предательские зубочистки искололи ему весь нос.
– Опомнись, Педро!
– отпихивал я его от лобзаний.
– Ну еще разок, - упрашивал Петя, вытаскивая из носа зубочистки.
– Еще один последний поцелуйчик! Уно бесито мас! Ультимо!
– Педро, у этой длани другое назначение. Она собирает чаевые.
– Я ей все отдам!
– сказал Петя с надрывом.
– Бедная, бедная ручка! Бедные пальчики, держите десять песиков.
– И он вложил меж большим и указательным зеленого Сапату.
На дворе и впрямь штормило, и мы смогли добраться лишь до окраинной скамейки на опушке центрального парка культуры и отдыха острова Косумель. На этой скамейке мы вышли в открытое море, и волны убаюкали нас, перенеся из привычных трех измерений в какое-то неизведанное.
Очнувшись, я обнаружил, что по мне ползает зверушка. Это был техон, местный вариант барсука. Но если наши барсуки в силу разных причин довольно нервны
Вообще-то он выглядел легкомысленным лоботрясом и недоучкой. Я строго покачал головой, чем до безумия развеселил техона. Покатываясь со смеху, он упал на землю, воздев к небу лапы и пышный беличий хвост. Потом техон обратил внимание на спящего Петю и, видно, передразнивая меня, тоже укоризненно покачал головой.
– Поехали с нами в Канкун, - предложил я.
Но у островитян собственная гордость. Техон махнул хвостом и, зажав под мышкой галету, чинно удалился в глубины парка. А я уж размечтался, что мы станем друзьями и он будет посиживать на моей голове, открывая время от времени, как краники, мои замученные ромом чакры. Увы! Грустно и одиноко в этом мире - без техона на голове.
Я растолкал Петю. Он некоторое время бормотал по инерции какую-то пиратскую чепуху.
– Поднять бом-бом-шпринцель! Шпанкоганы, на абордаж!
– Петя, Педро, - тормошил я его, - у тебя где чакры находятся?
– Хрен их знает, - хрипловато отвечал Петя, - Погляди в правом кармане.
Вскоре он окончательно проснулся и подпрыгнул на скамейке.
– Поехали на руины. У меня там дело есть!
Когда мы добрались до местных руин под названием "Сан Хервасио", то поняли, что Эрнан Кортес был серьезным малым - крушил от души. Впрочем, Петя, окинув беглым взором обломки древней цивилизации, сказал коротко: "Подходящее место!"
Он вспугнул чету игуан и принялся копать норку под огромным камнем. Я не на шутку перепугался. Стоял на почтительном расстоянии, глядя, как Петя, подобно фокстерьеру, быстро углубляется в островной грунт.
– Педро, что происходит?
Он не отвечал, стремительно уходя под землю. Я подошел ближе.
– Петя!
– Но до слуха моего донеслось лишь глухое ворчание. Именно так рычит фокстерьер, вцепившись мертвой хваткой в лисью морду.
Я понял, что промедление смерти подобно, и, ухватив Петю за задние ноги, выволок из норы.
– Чего-то я закопался, - обалдело сказал он, присаживаясь на камень, хотел небольшую ямку, да увлекся...
– А ямка-то зачем?
– Сейчас увидишь, - смущенно ответил Петя и достал из кармана глиняную куколку. Запеленав ее носовым платком, уложил в подкаменную яму и засыпал землей, старательно разровняв поверхность. С минуту, опустив голову на грудь, он постоял у камня, и губы его беззвучно шевелились.
Затем он поднял на меня прозрачные, как воды Карибского моря, глаза.
– Не смейся, пожалуйста. Это же древний обычай - богиня плодородия и все такое прочее! Вот и думаю: может, родится чего-нибудь, - Петя внезапно залился румянцем и потупился.
– Ну я имею в виду - какая-нибудь дельная мысль в голове. К примеру, как Россию обустроить.