Гниющий Змей. Книга 1
Шрифт:
На постели меня ожидал свёрток с подсунутой под бичёвку записочкой:
Доченька, мы скоро за тобой заедем.
С любовью, папа.
Лаконично и душевно. Он весь у меня такой. Деловой, занятой, но добродушный.
Томительное ожидание стало ещё томительнее, однако сменило чёрные тона на светлое, радостное платьишко. Одежда, которую для меня передал оплаченный отцом курьер, такой яркостью не отличалась. Но после смерти мамы я никогда не носила ничего развесёленького
Новый скрип петель оповестил окончание моего заточения. Молодой послушник, не из медиков, повёл меня длинным коридором навстречу свободе. От каменной кладки тянуло холодом и сыростью.
Во дворе я заметила женщин, занимавшихся повседневной работой. Такие же святые сёстры, как эта Риша. Ну, почти такие же.
Одна наполняла вёдра, качая рычаг колонки. Пара других весело о чём-то спорили, шоркая мокрые тряпки по стиральным доскам в кадушках с мыльной водой. Другая собирала в корзину уже просушенное на верёвках бельё. Строгие шерстяные платья с подпоясанными нарамниками и характерные головные уборы подсказали мне, что это общинные жёны.
Когда устойчивость к гнили обнаруживается у мальчика или взрослого мужчины, его обучают военному делу и вооружают против порождений Архудерана. Если слаб здоровьем, увечен или стар — отправляют в чистильщики или медики. Но ведь гнилостойкость проявляется не только у представителей сильного пола. Что делать с иммунными женщинами? Позволить остаться дома и продолжить привычную жизнь? Дать в руки оружие или погнать на вспомогательные службы?
Вопрос этот решили быстро и без затей. Роль женщины — рожать детей и заниматься бытом. Вот пусть так и будет. Тем более что от гнилостойких родителей почти всегда рождаются такие же неуязвимые для инфекции отпрыски.
Сперва женщинам с такой особенностью здоровья разрешили выходить только за паладинов и других иммунных братьев. Но вскоре оказалось, что привычный моногамный подход для новых условий не годится. Святые рыцари слишком много времени проводят вне крепости, да и гибнут с завидной регулярностью, оставляя по себе вдов. Чтобы повысить «производительность», азарийский синод постановил венчать святых братьев и сестёр общим браком.
Строго говоря, в том нет ничего нового. Ведь только последователям Азара не дозволяется плотских утех, ибо творец мира и богов двуедин, как мифический андрогин. Паладины молятся Бриару, покровителю воинской доблести, а святые сёстры — Дее, богине плодородия. Священные браки между ними заключались и ранее, а в особые праздничные дни совершались неприемлемые с точки зрения современной морали обряды.
До наших дней они дошли в строго ритуализированной форме и процесс совокупления лишь обозначается с помощью символичного инвентаря. Ну, пест и ступа, да всё такое. Постановление синода фактически воскресило иерогамию в её древнейшей форме, так что все жёны у паладинов общие.
Я никогда не знала, как относиться к сложившейся системе. Но меня и не спрашивают, верно? С одной стороны, мне очень жаль женщин, вынужденных жить сразу со многими мужчинами, почти как шлюхи. Только количество «клиентов» ограничено и денег никаких. Разве что чувство выполненного долга по улучшению демографической ситуации.
С другой стороны, многие барышни вовсе не прочь на законных основаниях раздвинуть ноги перед всеми этими статными красавцами.
А ещё можно посмотреть на это и вовсе под другим углом. Когда Орден Пресветлой Троицы только начал перерождаться в организацию по защите уцелевшего населения от гнили и тварей, паладинам разрешали брать в жёны женщин с неизвестной устойчивостью к заразе. Стоит только представить... ложиться с ним в постель, каждый раз думая, хорошо ли дезинфицировали его одежду, кожу, волосы...
Бррр... Как же меня передёргивает от таких мыслей.
Нет, хорошо, что для паладинов есть природой и богами назначенные подруги.
Провожатый тронул меня за локоть, и я отвернулась от этих женщин, перестав размышлять, повезло им или нет.
Вскоре часовые подняли решётку ворот, и меня выпустили на свободу.
Встречать приехали все: папа, братишка, Санда, Гвида и даже подмастерья. Мои губы незамедлительно растянулись в счастливой улыбке, а к глазам подступили слёзы.
Первым навстречу ринулся Блайк, моментально заключив меня в крепкие объятия и закружив. Я засмеялась, а тут и остальные подоспели. Брат передал право на телячьи нежности отцу, и мы с ним тоже крепко-накрепко обнялись.
— Доченька... — папина спина задрожала, и я поняла, что он плачет.
— Со мной всё хорошо, всё обошлось, — тихо повторяла я, а пальцы комкали его куртку и тоже не хотели разжиматься, чтобы разлука больше не повторилась никогда.
Райф невовремя сунул мне букет цветов, явно выполняя не более чем роль держателя для них. Санда тоже полезла обниматься.
— Осска, как же хорошо, что ты не окочурилась! — радостно воскликнула она, повисая на шее. — Мы уж собирались в фарфорную лавку заглянуть, урночку для тебя симпатичную подыскать, — из глаз её тоже сочились слёзки, так что едкость слов разбавилась до приемлемого к употреблению состояния. — А ты чего без корсета? — она ощупала моё платье на талии. — Неприлично же! Вот, говорила я твоим, что сама тебе передачку соберу, так не дали! Знаем мол, чего ты ей там навыбираешь! А чего я? Да ничего!
— Да, Санда, я тоже рада тебя видеть. Всех вас. Как же соскучилась!
Гвида схватила меня так, что выбила дух не слабже самого тугого корсета.
— Маленькая моя, ну, наконец-то! Боженьки молитвы-то мои услышали, вняли, здоровьеце тебе поправили! Спасибо им, родненьким. Теперь срочно нужно в храм сходить, отблагодарить. О, а мальчик этот там как? Лисан который?
— Идёт на поправку, — выдавила я, пытаясь продохнуть.
— Лампадку за здравие непременно поставить надо, — наставляла сердобольная кухарка. — Вот сегодня и сходим...
— Гвида, помилуй, девочка же только из карантина, — мягко отговаривал её отец, а глаза блестели — уже не слезами, а просто радостью. — Завтра, всё завтра. Сегодня — отдыхать и набираться сил.
— Тогда чего ж мы ждём? Все домой! Я такой обед приготовила — не встанете.
Угроза возымела эффект и мы начали погружаться в экипаж, нанятый отцом специально для вылазки в обитель за своей единственной доченькой.
Уже сидя в уютной кабинке, я бросила прощальный взгляд на тёмную крепость, ставшую единственным домом для моего брата.