Гниющий Змей. Книга 1
Шрифт:
Брат Алистер поджал губы, но не отступил, словесная перепалка продолжалась добрую минуту. Несмотря на невысокий рост и солидный возраст, он не казался ущербным рядом с тремя статными молодцами. Да и те, хоть и проявляли дерзость в отношении старика, всё же давали себе труда растолковывать ему свою позицию.
В конце концов, каждый из них периодически нуждается в помощи врачевателей, и портить с ними отношения совершенно излишне.
В процессе дискуссии мой брат перевязал волосы кожаным шнурком и надел шлем, затянув пряжку ремешка под подбородком. Теперь по его плечам рассыпались лишь кольчужные колечки бармицы. Добиться взаимопонимания не
Красный от закипевших эмоций медик рухнул обратно на лавку.
— Они не видят, не понимают, не желают осознавать... — бормотал он, а руки нервно искали кисет.
— Разве этих тварей ещё не изучали? — удивилась я. — У нас же есть способы дезинфекции и эликсир этот...
— Верно, деточка, верно, — старик запихнул понюшку в ноздрю. — Изучали их, конечно, как же не изучать? Только давно это было. Когда эта зараза ещё не распространилась по всему материку. Сам Никодимус возглавлял комитет, занимавшийся изысканиями по серпентоморфам. И все наши замечательные средства обороны от гнили — заслуга тех лет. Вот только у нас есть лишь результаты проделанной тогда работы. Слишком мало записей сохранилось от Никодимуса и его коллег.
— Так какая разница, если мы получили всё, что нужно? — спросила я.
— Да в том-то и дело! Мы ведь не знаем, всё ли нужное получено! Ваше поколение не понимает. Вам кажется, что мир всегда был таким и всё нормально. Главное соблюдать простые правила и всё обойдётся. А мир-то прогнил! Без всяких метафор. Мы давно переступили черту, линию невозврата, и просто трепыхаемся в своей луже, не желая видеть, что наше родное озеро давно превратилось в болото. Плодородной земли всё меньше. Население не прирастает, а лишь убывает год от года. Сколько мы ещё протянем? Полвека? Век?
Сидевший рядом Лисан вытаращился на старика и не моргал, даже про больную руку позабыл. Я нервно поёрзала. Сидеть здесь, посреди пропахшего можжевеловым дымом сада, в мокрой одёжке и перебирать босыми пальцами по каменной плите — всё это само по себе казалось заслуживающим хорошей истерики. Слушать же о том, что на самом деле всё гораздо хуже — для меня это уже слишком. Мне и так не сладко.
— Необходимы свежие исследования, — продолжал старик. — Мы должны разобраться, нет ли способа бороться с этой напастью эффективнее. Для этого необходимы опыты на живых образцах. Но нам даже трупы этих тварей не доверяют! Слишком опасно, говорят, овчинка не стоит выделки. Просто сжигают всё дотла, и поминай, как звали.
— Ну, если в нашем совете есть согласные с вами, почему бы не объединиться, да не основать какой-нибудь исследовательский центр на одном из мелких островов? — подал идею Лисан. — Их вокруг Сиарана полно. Большая часть пустует.
— Да, выдвигали такое предложение, — кивнул брат Алистер. — Только магистрат во главе с бургомистром категорически против. Не дают финансирования, боятся, что намагичите вы, чародеи, такого, что только боком выйдет. Да и кто будет поставлять образцы для исследований, если паладины не желают этим заниматься? Великий магистр убеждён в бесполезности наших затей, а переубедить этого упёртого вояку задачка не простая. Нет, дорогие мои, никто не хочет видеть проблему. Проще делать вид, что всё под контролем и можно спать спокойно.
К этому времени вернулся послушник Дуг и принёс поднос с глиняным чайником и чашками. Я узнала в этом наборе посуду с нашей кухни. На душе стало
Вкус мятного чая помог взбодриться, а вскоре паладины вытащили во двор свою добычу, завёрнутую в ткань с магическими символами, видимо, не позволяющими заразе просачиваться наружу. Адан и остальные не выглядели испачкавшимися, хотя брат протирал лезвие меча тряпочкой, которую для него смочил один из чистильщиков. Всех троих тут же окурили можжевеловым дымом.
Вскоре к вынесенному ими кулю добавился ещё один — длинный. Тело господина Даттона кремируют, как полагается в таких случаях. Вот только что станет с его прахом? Наверное, просто сразу развеют, ведь у него не осталось родственников, чтобы забрать останки. Ну, может, отправят в городской колумбарий, всё же он был почётным жителем, не плебейского происхождения, да в придачу защищал империю в эпоху её падения. Наверняка там имеется семейная ниша, где уже обрели покой его близкие.
Кружка согревала ладони, а мысли неизбежно возвращались к событиям девятилетней давности. Мне тогда было только десять, Адану — четырнадцать. Летняя жара гнала мальчишек купаться в реке. Не в одной из тех, что протекают через Марону, частично уходя в коллекторы. Воды этих скорее напоминают потоки нечистот, и подцепить заразу в них можно без всякой гнили.
Нет, они отправились купаться за город.
Уже позже, когда всё случилось, Адан рассказал, что вышел из речки, испачкавшись в какой-то черни. Он испугался, но не стал рассказывать родителям, опасаясь наказания за своевольную отлучку за надёжные городские стены. Несколько дней он ждал и боялся, но симптомы болезни так и не появились, и он успокоился.
Однако вскоре захворала мама. Наверное, заразилась, когда стирала его шмотки.
Если бы Адан только рассказал всё сразу... Гниль, полученная с едой или через кожу, может развиваться почти незаметно в течение нескольких дней, а эликсир эффективен только в первые два-три часа после заражения.
Когда мама заболела, и под её кожей проступили чёрные вены, паладины пришли не чтобы помочь ей, а чтобы забрать. Я помню её последний взгляд — уже совсем безумный, бессмысленный и такой чужой... Наша семья провела в карантине неделю, нас тщательно обследовали и вычищали гниль из дома.
Потом вместо мамы нам вернули урночку с прахом.
Блайку тогда исполнилось только семь. Он не понимал, что происходит. Папа сказал, что мама просто ушла на время, но обязательно вернётся. Нужно только подождать, и мы поймём, что она с нами. Но я уже не была такой маленькой и понимала, что мамы больше нет. Какие истерики я закатывала Адану... Била его кулаками, ногами, всем, что под руку подвернётся, а он всё сносил. Потому что понимал свою вину.
Надолго он, впрочем, с нами не остался. Поскольку гниль в дом занёс именно он, но остался невредим, стало ясно, что у моего старшего брата есть иммунитет к этой заразе. Такое случается, хоть и очень редко. Нечувствительных к змеиной скверне в народе называют гнилостойкими.
И Адан как раз из таких, потому его жизнь принадлежит обществу, которое никогда не оценит жертвы святых рыцарей. Их одновременно почитают и боятся, ими брезгуют. Да что там говорить? Я и сама брезгую. И не испытываю к ним никаких добрых чувств, ведь они забрали маму. Нет, умом-то я понимаю, насколько это нужная и важная служба. Они ведь как соколы, стерегущее небо над нашими головами. Без них мы бы все давно погибли, но...