Гниющий Змей. Книга 1
Шрифт:
— Так вырасти нам скалу!
— Она не будет прочной! Нужно нечто более настоящее по меркам этого мира. Думай о цели, не отвлекайся! Горы! Думай о горах!
И горный кряж начал приближаться. К сожалению, тварь — тоже.
Мы неслись наперегонки со смертью — ну, или с пробуждением от страха перед гибелью. Я очень-очень захотела успеть. Нам просто нельзя не успеть. Расстояние стало сокращаться, будто его вырезали кусками, да выбрасывали лишние пласты. Червеподобная дрянь начала отставать, я уже могла разглядеть чёрное подножье скал.
Они начались вовсе не отвесно, так что
Тогда у нас под ногами выросла-таки новая скала — прямой столб, вроде тех, что иногда формирует базальт, только широкий. Я пошатнулась, но нахаш схватил меня и не дал грохнуться вниз на корм чудовищу. Пара мгновений, и он дёрнул меня за руку, увлекая на «более настоящий» скальный карниз, а созданный его воображением столб опустился вниз, по пути разрушаясь валунами прямо на высунувшегося из горы щебня червя.
Ветер трепал мои скатавшиеся паклей волосы, а глаза таращились в чудовищный рот: круглый, с влажно поблёскивающей слизистой. Из неё крючьями торчала россыпь роговых клыков. Эта воронка ходила ходуном, будто пытаясь засосать нас, несмотря на расстояние, а в центре зияла глотка с какой-то пакостью внутри, вроде клюва. Надеюсь, эта дрянь не выбрасывается вперёд, как хоботок той мушки.
— И такие монстры водятся на континенте? — я с ужасом перевела взгляд на ящера. Тот всё ещё притискивал меня, а я судорожно цеплялась пальцами за его хатан.
— Водятся, заразы, — с усмешкой подтвердил он. — Это пескоройка. В реальности они не могут ос-с-силить настолько твёрдую почву, но ведь во сне каждый мнит себя круче, чем на самом деле, так ведь? Ну, кроме меня — я исключение, — добавил он с ироничной бравадой.
— Пескоройка? — моя память с удивлением выдала совпадение. — Кажется, так называют мальков круглоротых, ну, миног.
— Так это и есть минога, просто здоровенная и в чешуе. Вон, прис-с-смотрись анфас к этому очаровательному ротику. Настоящие пескоройки живут в илис-с-стых отложениях, а эти пошли дальше, позаимствовали лёгкие у своего пращура Архудерана в дополнение к жабрам, научились выбираться на сушу, стали загребать чешуйками в прибрежных дюнах, да и плавники не потеряли. В общем, жизнь у них налажена. Смотри, какую харю отъела, тварюга. Прибить бы её, пока дрыхнет... Эх, ладно, в одиночку не осилю. Да и вряд ли она действительно такая огр-р-ромная. Наверняка просто воображает себя очень важной, у миног вообще самомнение страш-ш-шно раздутое.
Гхар острил, наверняка пытаясь подбодрить меня, но не выходило.
Под ногтями свербело от набившейся грязи, а руки мелко подрагивали. Они совсем закостенели на суконных складках нахашской одёжки. Меня всю начинало нехорошо колотить и знобить, будто вот-вот развалюсь на осколки, как нафантазированный змеелюдом каменный столб. Ветер гулял в такой вышине на правах хозяина, завывал чудовищным волком, так и не получившим добычи, а муслин совсем не грел, как и мысли в моей воспалённой кошмарами головушке.
— Мне нужно проснуться, я больше не могу...
— Так просыпайся,
— Я не знаю как... — шептали пересохшие губы. — Ничего не понимаю... Это же всё просто сон. Этот червяк не настоящий. Эти скалы — не настоящие. И ты тоже — не настоящий.
— О, смотрю, истерика-то совсем близко, — нахаш с лёгкой усмешкой покачал головой, а его коготь скользнул по моей щеке. — Человеческие женщины такие с-с-слабонервные.
— Что ты делаешь? — возмутилась я, когда он подхватил меня под бедро и прижал к неровной поверхности скалы.
На миг янтарные глаза заволокли створки третьего века.
— Это же просто сон, — два когтя сомкнулись на завязке пеньюара, — а значит, всё можно, так ведь? Здесь всё не нас-с-стоящее, и я тоже.
Бантик распустился, и я внезапно поняла, что под муслином больше нет ночной сорочки. Рот нахаша приоткрылся, но дыхание не было противным, просто тёплым. В груди заколотился сгусток страха и совсем иного волнения; я заметила острые зубы, но он не собирался вгрызаться ими в мою плоть.
Показался длинный влажный язык: мясистый и совершенно не раздвоенный.
Его кончик скользнул по моему соску.
Глава 15
Нужно проснуться... немедленно проснуться...
Сильная когтистая лапища сжала мою ягодицу. Нахаш вдвинулся между раздвинутых ног теснее, а язык продолжал облизывать сперва одну грудь, потом вторую. Гибкий и толстый, он обвивал их как змея, высиживающая яйца.
Только влажно и... сладко.
Я не поверила своему телу, но меня бросило в жар. Пальцы впивались в одежду Гхара, но настоящего сопротивления я не оказала, просто что-то невнятно шептала и перекатывала голову отрицательным жестом. Наверняка щёки горели, как и губы. Только ведь он всё равно не сможет их целовать: ему просто нечем; эта кайма из чешуек вокруг рта похожа на губы, но мягкости и нужной подвижности не имеет.
Пресветлая Дея, да о чём же это я думаю? Меня вроде как собираются изнасиловать, причём самым богопротивным образом, а мне нравится...
Но ведь это действительно только сон... Так почему нет?
Возможно, во мне говорила неудовлетворённости после отказа Мейнарда. Возможно, просто хотелось погулять напоследок перед свадьбой... хотя бы в мечтах.
Ящер лобызал и тискал обнажённую плоть, чуть прихватывал напрягшиеся вишенки той самой жёсткой каёмкой, но не касался клыками. Если бы он открыл пасть — пусть уж будет это слово — пошире, то вполне смог бы захватить мягкую округлость целиком да откусить. Но я не ощущала угрозы от этого хищника, хотя определённо стала его жертвой.
Язык оставил влажную дорожку на шее, зацепил щёку.
Моё дыхание участилось, веки сомкнулись, а голова откинулась на твёрдые камни.
Пришла мысль, что ведь прямо сейчас я лежу на мягких перинах в особняке своего жениха. И мне вроде как снится не кошмар, а эротический сон. Что если я начну стонать во сне? Услышат ли меня слуги? Позовут ли хозяина? А что если за моей спальней наблюдают колдуны с помощью волшебных приблуд? Они будут смотреть на моё изнемогающее среди подушек тело... и потом доложат герцогу.