Гобелен с пастушкой Катей. Книга 7. Катя & 2/3

Новохатская Наталия

– С обрезом? – спросила Элла почти угрюмо. – Который в лохмотьях?

– Зовите её сюда, мы посмотрим, – пообещала я резонно.

– Сей секунд, – Элла наметила план и повернулась к дверям.

– Туфлю заберите с окна, – посоветовала я. – На всякий случай.

– Думаете, заметит и присвоит? – задумалась Элла на пороге. – В русле культурных традиций?

– Вряд ли, конечно, зачем ей одна? – засомневалась я. – Но как говорят наши англоязычные друзья: better safe than sorrv, а если в русле наших культурных традиций: то лучше перебдеть, чем недобдеть.

– И то верно, если утащит, будет обидно, – согласилась Элла, уходя. – Она почти дожарилась.

Невзирая

на обмен мнениями, достойный обитателей англоязычного Бедлама (по-нашему, дурдома), приведённый выше диалог имел вполне конкретный смысл. Незадолго до того Элла соблазнилась и купила по-дешёвке изящные туфли цвета шоколада производства модной фирмы из Италии, не то «Бруно Малли», не то «Балдино Балдини» – но отчасти разного цвета. В лавке разъяснили, что сокровище идёт по смешной цене потому что одна туфля из пары пролежала на открытой витрине под палящим солнцем (наверное, в Италии прошлым летом) и выгорела. Но дело, как обещали девушке, вполне поправимо, надобно положить вторую туфлю на солнце недели на две-три, и пара сравняется в оттенках шоколада. Что Элла активно осуществляла на подоконниках в офисе, потому что у неё дома с палящими лучами имелся дефицит. Я не возражала, но советовала задвигать предмет обуви за пальму, поскольку посетители могут не одобрить новшества.

Неясно, то ли Элла замешкалась с туфлей от Балдини, замечталась, держа обувь в руках, то ли заявленная «цыганка» не могла осилить нашей витой лестницы, но пауза длилась долго, дала возможность вновь впасть в грёзы, и они не замедлили. Причём оказались на редкость прихотливыми. Поначалу примерещилось, что в русле прошлых мечтаний-воспоминаний в контору явилась гостья из прошлого, скажем, Галина Трояновская, ранее Нефёдова, чтобы уточнить заказ по линии аленького цветочка неведомого цвета, пожелать, например, чтобы роза оказалась в частую полосочку.

В ответ здравый смысл, затаившийся за причудливым маревом дневных грёз тотчас возразил, что Галя: а) не имеет моей визитки, ей незачем; б) назвалась бы в первый момент, будучи дамой отнюдь не стеснительной; в) безусловно никогда не пришла, не зная на месте ли я, и вообще сначала бы позвонила.

Вслед за непришедшей Галей на ум явилась Ада Ярцева, в фантазиях она дописала за бедного Виталика объёмный труд о Прусте и пришла просить помощи в публикации, зная моё редакторское прошлое и связи в тех мирах. Абсурдная гипотеза меня вполне устроила, мысленно я пообещала Алле устроить в лучшем виде, не жалея сил, времени и денег. Однако здравый смысл-зануда вылез с объяснениями, что Ада давно потеряла меня из виду, не имела нашей конторской карточки и без проблем назвала бы себя внизу.

После чего грёза-фантазм сделала кульбит, вернулась к обозначенным реалиям дня и вытряхнула из рукава фантомную карту, а именно инспектора Тверского, вышедшего из отпечатанных заявок. По нездоровому смыслу мечтания (по всей видимости, банные условия меня достали) инспектор явился переодетым женщиной, в юбке до полу и обмотанным в платок, чтобы не никто не видел усов и ботинок 44-того размера. По этой причине все принимали его за цыганку в лохмотьях. К счастью забытье в русле грёз длилось недолго, я строго одёрнула себя и в покаянии сочинила сюжет с иной посетительницей.

(Интересно мне было тем временем: что они там внизу так долго делали с карточкой, туфлей и охранником Вовой? В карты, что ли, играли втроём на одёжные фанты, и неизвестная явится сюда нагишом?)

Последним призраком фантомного романа явился канонический образ старой графини («три

карты, три карты, три карты!»). Ну почти что… Мне примерещилось, как на крохотной площадке внизу винтового пролёта стоит, не решаясь на подъём, ветхая старушка Вера Аркадьевна, которой я не так давно служила камеристкой в клинике, когда она напугала меня до полной потери сознания. Теперь лжеграфиня явилась, чтобы доложить, как видела убийцу в ночь смерти бедной Лары, он прятался под её дверями.

В последующие обходы местности я узнала, что старуха Вера проживает в той же надстройке двумя или тремя подъездами дальше квартиры покойной Ларисы. Кто угодно мог гулять по последнему этажу, спускаясь и поднимаясь на лифтах в любом из подъездов. Так что вполне возможно, что старушка пришла доложить, как видела Отче Валю в момент, когда он вскрывал квартиру Ларисы. Только вот откуда графиня Вера взяла офисную карточку, кроме того, откуда узнала, что информацию надобно нести сюда? И как она пришла без сопровождения, где сын Сергей, почему о нём Вова не объявил?

Я не успела найти ответа ни на один из возникших вопросов, не успела даже подыскать подходящих слов в порицание себе за далеко ушедшие фантазии, только заметила, что сама, как автор беллетристики, даже подневольный, стала путать реальность с плодами своего воображения, это становилось дурной привычкой.

Потому я ничуть не удивилась, когда сначала на пороге, затем перед моим столом вместо заявленных персонажей возникла во плоти сиделка Лиза Гурьева (её я опознала мигом), лишь здравый смысл заметил под сурдинку, но с триумфом, что такое явление более чем закономерно. Карточку с конторским адресом я дала Лизе сама, если девушка вновь задумала проконсультироваться по поводу шубы, то лучшего советника, понятно, не нашла. Тем не менее отказывалась представиться внизу у Вовы, поскольку колебалась в смущении, сомневалась, как её примут с невидимым предметом осточертевшего верхнего платья. Честно говоря, я бы и не стала, только Лизы с шубным вопросом, хотя и без старушки Веры мне в данный момент не хватало! Так что она была права на 100 процентов и чуть более, но вернуть посетительницу к Вове под лестницу совесть не позволяла, раз она поднялась и стоит передо мной.

– Доброе утро, Лиза, – пожелала я с неискренним радушием. – Рада вас видеть, садитесь, делитесь!

– Вы извините меня, пожалуйста, – обратилась девушка, садясь. – Я понимаю, что невовремя, но после ночного дежурства в голове всё спуталось. Кроме вас, честное слово, обратиться не к кому, вы дали карточку, поэтому я пришла.

– Насчёт шубы? – не выдержала я.

– Да, как вы догадались? – согласилась Лиза и, не дожидаясь ненужного ответа, продолжила. – Понимаете, как стало холодно, мы с мамой подумали, что хорошо бы сдать в комиссионку, погода почти зимняя, может быть, возьмут. Я сама ни в жизнь не надену, буду вечно думать, что все знают, лучше избавиться поскорее.

– Так за чем дело стало? – очень некорректно я оборвала повествование о шубе, но терпение почти лопнуло и слушать подробные выкладки стало невмоготу.

– И вот вчера вечером, перед дежурством, это в диспансере, – сообщила Лиза подробно, невзирая на намёки. – Мы с мамой достали, вынули из чехла, нашли в кармашке разные бумаги, гарантии и инструкции по уходу, просто целая книжица с логотипом на разных языках. Мы-то ни одного не знаем, позвали малого, Алёшу, он по-английски читает, это потому, что компьютер у них в школе. А то ведь если что не так, мы с мамой оскандалимся в магазине, вдруг они там скажут…