Гобелен
Шрифт:
— Мне нужно найти семейное завещание, — сказала Мадлен.
— Так, — сказал он с фальшивой бравадой. — До тысяча восемьсот пятьдесят девятого года или после?
— До. Полагаю, оно датировано серединой шестнадцатого века, хотя я видела только одну страницу, а потому не знаю точной даты.
— Вы уже его видели?
— Я видела копию.
— Так. Вот что вам нужно сделать — пройти туда, через индекс…
Мадлен перебила его, специально спотыкаясь на некоторых словах.
— Проблема в том, что у меня жуткий английский и читаю
Она широко распахнула глаза, делая вид, что ужасно расстроена.
— Так. Середина шестнадцатого века — до официального утверждения завещания еще далеко, тогда завещаниями занимались церковные суды.
Он забормотал что-то о занесенных в каталог завещаниях, правилах утверждения и все это время отчаянно крутил в руках ручку.
Сначала Мадлен решила, что он пытается произвести на нее впечатление, а потом поняла, что он просто рассуждает вслух.
— В каком суде было признано завещание? — наконец спросил он, глядя на нее широко раскрытыми глазами.
— Что? — Мадлен не пришлось особенно прикидываться, чтобы продемонстрировать полное непонимание.
— Где было составлено завещание — давайте начнем с этого.
— В Кенте.
— То есть в Прерогативном суде Кентербери. Естественно, оно было на латыни — тогда большинство завещаний писали так.
— Нет, я видела фотокопии оригинала — завещание написано на английском языке времен королевы Елизаветы.
— О, значит, ваш предок был грамотным?
— Она.
— Она? Это необычно, поскольку они — я хотел сказать, женщины — в шестнадцатом веке редко умели читать и писать.
Мадлен улыбнулась. Ей хотелось сказать этому стеснительному юноше, что среди ее предков была женщина, которая жила еще на пятьсот лет раньше и знала грамоту, но промолчала.
— Оригинал завещания должен находиться на хранении в Хайесе. Только на оригинале есть подпись, и у нас уйдет три дня на то, чтобы получить для вас завещание. Но мы можем сделать копию.
— Женщина, написавшая завещание, управляла компанией.
— Документы компании не являются достоянием граждан. Как звали вашего предка?
— Элизабет Бродье.
— Я позабочусь, чтобы ваш запрос был зафиксирован.
Он встал из-за стола, нечаянно сбросив на пол кипу бумаг, и принялся их собирать, а Мадлен сделала вид, что ужасно заинтересовалась стоящими на полках документами и не заметила его неловкости.
Мадлен пришлось довольно долго ждать возвращения архивариуса, но ее ожидание было вознаграждено — в руках он нес плоскую коробку из жесткого картона.
Он вытащил из коробки такой же хрупкий пергамент, как и тот, что она совсем недавно изучала в квартире Николаса.
— Видимо, было сделано несколько копий. Такое впечатление, что у нас не одна, — сказал архивариус, ловко, но осторожно вынимая один из листов пергамента и выкладывая его перед Мадлен на крышку коробки.
Документ был написан по-латыни аккуратным каллиграфическим почерком,
Каждая страница была в трех экземплярах.
Мадлен просмотрела один лист за другим — списки самоцветов и платьев, лошадей, карет и домов. Несомненно, речь шла об имуществе очень богатой женщины. Но если все завещание было скопировано на латинском языке, то должна быть и заключительная часть, которую постарались не показывать любопытным судебным писцам. По мере того как содержимое коробки подходило к концу, надежды Мадлен таяли.
Архивариус принял близко к сердцу огорчение Мадлен и пытался придумать, что сказать, чтобы хоть как-то ее утешить.
— Вы сказали, что видели фотокопию?..
Мадлен кивнула.
— Сюда приходила моя мать. Может быть, она просила показать ей оригинал завещания…
Архивариус нахмурился и принялся крутить свою ручку.
— Как давно она приходила?
— Точно не знаю. Дело в том, что она недавно умерла.
Архивариус снова встал. Казалось, он был на все готов, чтобы помочь Мадлен. Его угловатая фигура не слишком подходила для роли спасителя, но он был полон решимости.
— Подождите минутку, — пробормотал он и быстро ушел.
Словно рыцарь в блистающей броне, он вернулся с другой коробкой, очень похожей на первую, и поставил ее перед Мадлен.
— Оригинал. Его еще не отослали обратно. Такое иногда случается, — радостно заявил он.
Мадлен подняла крышку плоской картонной коробки и сразу же поняла, что видит почерк Элизабет Бродье. Первые страницы содержали ту же опись, а на дне коробки лежал еще один лист пергамента. Он начинался с описания посещения Семптинга монахиней Тересой из Винчестера.
Лидия читала это, подумала Мадлен, глядя невидящими глазами на бесконечные ряды папок с документами, выстроившихся за спиной архивариуса. Лидия запросила оригинал завещания из Хайеса и сделала с него копию.
Архивариус вежливо кашлянул.
— Вы именно это искали?
Мадлен заморгала.
— Да.
Она с улыбкой поблагодарила архивариуса и встала, а он радостно и смущенно заулыбался в ответ.
Когда Мадлен возвращалась обратно через лабиринт бесконечных полок с документами туда, где еще оставались признаки жизни, ей стало интересно: обращался ли за пятьсот лет кто-нибудь, кроме нее самой и Лидии, с просьбой посмотреть завещание? Быть может, таких людей вовсе не существовало и завещание лежало в хранилище прихода среди других документов до тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года, когда викторианская администрация решила навести порядок и создать центральный архив британских документов? Рунический шифр избежал такой участи, как и множество других запыленных манускриптов, таящихся в местных архивах. Сколько забытых и потерянных документов прячут секреты прошлого? Должно быть, это здание таит множество таких тайн.