Гобелен
Шрифт:
– Уинифред, ты куда?
– В Вестминстерский дворец.
Обе женщины так и ахнули.
– Зачем, дорогая? – воскликнула Сесилия.
– Чтобы перехватить пэров на входе и воззвать к ним! – Джейн погрозила пальцем, произнесла решительно: – Я добьюсь внимания!
– Но, госпожа графиня, ваше здоровье столь хрупко! Не опасно ли вам стоять на улице, на этаком холоде и ветру?
– Миссис Миллс, вы были очень добры, вы проявили себя истинным другом. Только не могу я греться у вашего камина, стараясь не сойти с ума от тревоги. А здоровье мое вполне поправилось за эти дни, когда ничто не мешало мне отдыхать, – солгала Джейн. – Теперь я намерена использовать
Миссис Миллс и Сесилия со вздохом переглянулись.
– В таком случае, дорогая, я пойду с тобой, – вполне предсказуемо заявила Сесилия.
– Я тоже пойду, – сказала миссис Миллс, явно не желавшая пропустить очередное зрелище.
Они выдвинулись из дому, кипя энергией, но возле Вестминстерского дворца сникли, ибо тут уже собрались родственники других узников – естественно, удрученные, раздавленные, – и Джейн почувствовала себя одной из многих. Толпа прибывала, прирастала заинтригованными зеваками. Впрочем, как отметила миссис Миллс, «благородных дам» тоже хватало: они, как и сама миссис Миллс, были охочи до зрелищ.
Уинифред старалась отделиться от толпы, чтобы ее заметили. К ней проявляли уважение, не выходившее, впрочем, за рамки простой вежливости. Лорд Пембрук, связанный родством с семьей Уинифред, заранее подсуетился послать ей письмо. Его доставили как раз перед тем, как Уинифред с подругами покинула дом на Дьюк-стрит. Лорд Пембрук просил родственницу не приближаться к нему на публике – «по причинам, надеюсь, для вас понятным», – однако обещал похлопотать за нее перед королем.
Убедившись, что на подступах к парламенту ей ничего не светит, Джейн поспешно отделилась от толпы у входа.
Подруги быстро последовали за ней.
– Полагаю, Уинифред, мы идем слушать дебаты?
– Вот именно. По крайней мере, при мне эти люди лгать не посмеют, не запятнают свою совесть.
Женщины устремились к галерее для зрителей, устроенной в палате лордов.
Лорд Пембрук сдержал обещание. Джейн поедала глазами человека, которого Уинифред не видела с раннего детства. Ему было за шестьдесят; седину скрывал великолепный темно-каштановый парик с пышными локонами. Уверенным тоном оратора, привыкшего к уважительному вниманию аудитории, лорд Пембрук напомнил, что не во власти короля прощать узников, осужденных парламентом, не его величество должен обращаться с ходатайством к парламенту, а парламент – к его величеству. Пембрук настаивал, что следует нижайше просить короля о помиловании.
Джейн закрыла глаза своей «хозяйки», впервые за много дней испытав чувство облегчения. Ей хотелось услышать, что предложение Пембрука будет принято и прошение о помиловании направят королю. Надежды, впрочем, разбились в прах, и очень быстро, когда поднялся другой лорд-парламентарий и заявил о необходимости сделать оговорку: помилование будет распространяться не на всех бунтовщиков, а лишь на тех, что заслуживают снисхождения.
Лорды-пэры согласно закивали, затрясли своими париками. Джейн чувствовала, как тают надежды Уинифред. Покопавшись в мыслях «хозяйки», Джейн поняла: монаршее снисхождение, какую бы форму оно ни приняло, распространится исключительно на покаявшихся преступников.
Как бы издалека, сквозь шум в ушах, бог весть откуда взявшийся, Джейн разобрала, что за лордов-якобитов замолвят слово нынче вечером – то есть накануне казни.
Уинифред поднялась, и сразу к горлу подступила тошнота. Тошнило сегодняшним завтраком. Чтобы не опозориться
Дружеские руки поддержали Джейн, верная Сесилия, славные миссис Миллс и миссис Морган увели ее подальше от любопытных взглядов, усадили в экипаж, повезли на Дьюк-стрит – ждать, не смилостивится ли король. По напряженному молчанию Джейн поняла: ни одна из ее подруг не надеется на снисхождение для графа. Джейн решила, что подруги просто пали духом.
Но и в этой напряженной тишине Джейн не отказалась от намерения брать пример с Джона Максвелла. Тут-то ее и осенила новая идея, проникла в каземат мрачных мыслей с той же легкостью, с какой булавка протыкает воздушный шарик, освободила сознание Джейн от стереотипов чуждой эпохи.
«Надеюсь, Уинифред, ты меня слышишь, – телепатировала Джейн, глядя в окно (проезжали по малолюдным улицам). – Так вот: судьбы наших с тобой мужчин слишком долго были в чужих руках. Больше я этого не потерплю. У меня есть план – мой собственный план! – Прежде, чем выпустить следующую мысль, Джейн мрачно улыбнулась. – Отныне я беру ситуацию под контроль».
– Остановите экипаж! – велела Джейн и, вскочив с места, застучала в потолок, чтобы возница услышал ее немедленно.
В Уэлшпуле семья Грейнджеров внимала все той же паре полицейских. Полицейские принесли отчет о поисках Джейн.
– Значит, надежда еще есть? – уточнил Хью Грейнджер.
– Разумеется, есть. Мы с ними сегодня утром говорили, – заверила хорошенькая толстушка по имени Энн, подкрепив слова осторожной улыбкой. – Сейчас в Австралии ночь. Когда мы звонили, нам сказали, что поиски будут продолжены завтра с раннего утра. Знаете, они настроены куда оптимистичнее, чем поначалу. Они уже нашли ручку Джейн, ветровку, другие вещи. Не хочу обольщать вас ложными надеждами, – продолжала она, – но, по-моему, главное – это их оптимизм. Видите ли, поскольку до сих пор не обнаружено те… – Энн запнулась, явно не желая произносить это слово.
Джульетта пришла ей на помощь:
– Не обнаружено тело, вы хотите сказать?
– Да, именно так, спасибо. Тела нет, никаких следов борьбы тоже нет – отсюда растущая уверенность, что Джейн жива. Она просто заблудилась.
Кэтлин Грейнджер стала заламывать руки, Хью нежным и уверенным жестом уложил их ей на колени, накрыл своими ладонями.
– Раз она заблудилась, значит, ее найдут? – спросил он, озвучив мысли жены.
– Такое логично предположить. К сожалению, наши австралийские коллеги несколько смутили нас, сообщив, какова площадь национального парка «Айерс-Рок». Кроме того, непонятно, куда могла направиться Джейн, – сказал полицейский.
Энн поспешила развеять мрачное впечатление:
– Они задействовали следопытов из числа представителей местных племен.
Заметив изумление четы Грейнджер, Энн поспешно улыбнулась. «Ишь, как старается», – с досадой отметила Джульетта.
– Австралийским аборигенам нет равных, когда нужно кого-нибудь или что-нибудь отыскать – да хоть иголку в стоге сена.
Хью и Кэтлин Грейнджер беспомощно кивали, Джульетта не повторяла их движений. Больше сообщить было нечего, поэтому она проводила полицейских до дверей и внятно поблагодарила (родители вымучили только «спасибо»). Затем Джульетта вернулась в гостиную. Ей показалось, что впервые после исчезновения Джейн атмосферу страха чуть разрядил светлый лучик.