Год в Колчаковском застенке
Шрифт:
до сих пор не знает, за кем они числятся, за. что взяты и скоро ли
выпустят.
Тюрьмы переполнены. Расчитанная на 500—600 человек., одна из
них впитала в себя уже ] 200, и продолжают набивать людьми, как
сельдей в боченок, и корпус, и больницу. И, конечно, смертность все
прогрессирует.
Сегодня пятая смерть в больнице. И все
труп на носилках в корридор и долго лежит он там, пока не потащат в
катаверную.
3 сентября.
Новый квартирант—жертва доноса—бывший солдат, георгиевский
кавалер. Доносчики обвиняют его в убийства казака, хотя совершенно не
имеют улик.
Три раза по доносу арестовывали, три раза освобождали, в
последний раз выпустили на поруки и все же вновь арестовали.
'
Да здравствует белая юстиция!
8 сентября.
'
Скоро полтора месяца ареста, но нас все еще- „раз‘ясняют“. По
справедливому выражению т. Штейн- геля, вся эта комедия с следствием
—иллюстрация к поговорке „Кошке игрушки....“
Тем не менее, во всех углах пшпут в „Комиссию“' заявления,
показания, прошения.
Вести с воли неутешительные: одна часть „героев'' заняла Пермь,
скому технологическому институту. Вспоминаем давннш- нее прошлое.
Тогда, 20. лет тому назад, он был радикалом и, даже кончив курс, стоял во
главе студенческой забастовки. Теперь это самый обыкновенный
обыватель, и за что его взяли только, Аллаху известно.
' _
От него узнали мы. обитатели больницы, пикантную новость:
следственная комиссия пополнилась,., бывшими царскими жандармами. .
Кого только ни забирают белые—уму помрачительно.
Вот примеры: арестована и сидит в тюрьме 60-летняя старуха,
собиравшая в подгородном лесу грибы. За что: за подслушанную
добровольцем-шпионом (их развелось тоже, как грибов) фразу:
„В
старые времена, до
освобождения крестьян, лучше было".
И
типографии „Заур. Края“, сплошная ложь о редактировании эсеровской
военной газеты „Новый Путь*
(не справились как следует, - фактически редактировал я „Вольный
Урал“—орган уездн. Совета Крестьянских Депутатов, и в „Н. И.“ не дал ни
единой строчки), тут и форменный донос (пригодится для следственной
комиссии) о преступном выступлении моем на родительском собрании во
2-й женской гимназии (по нашумевшему инциденту с удалением педагога
Младова); второй донос, что Г-ов не только не отдалился от большевиков,
как большинство эсеров,—наоборот—сделался их активным работником.*)
И в заключение, грубое издевательство: высмеивание моих злоключений в
Тобольской ссылке и т. п.
И это печатается о человеке, лишенном возможности > ответить хоть
одним словом.
Воистину „нож в спину
*) Позже, во время допроса, я увидел Л"» 50 „3. Кр.“ пришитым к моему делу.
–
Шпионаж и сыск расцвели махровым цветом: к нам 1 приставили
одного старика надзирателя, специально занявшегося сыском.
В корзинах для передачи Яковлеву и Кронину он отыскал записки с
воли и в результате-лишение передачи— очень чуствительная при
тюремном голодании кара.
А голод чувствовался все острее и по этому поводу произошел
краткий диалог одного из узников с врачем-
— Вы, доктор, должны вступиться. Ведь это же медленное
убийство.
— Я понимаю—лепечет смущенный д-р, я готов бы давать и
пшенную кашу, и молоко, но.... бессилен
— Как так?
9 октября.
Необычайный визит: делегация представителей „Красного
Креста“, профессиональных союзов и даже политических партий.
Впускают их благосклонно уже после поверки, что по правилам не
полагается. Но благосклонность „начальства“ становится понятной