Год жизни
Шрифт:
— Я? — изумилась Зоя.— Знаю? Понятия не имею!
— Ну, ну! — шутливо погрозила пальцем Ирина Леонтьевна.— Притворяшка. Потому что ему нравишься ты. Скажешь еще, нет?
Теперь смутилась Зоя. Нежный румянец залил ее щеки. Порозовели даже маленькие уши.
— Какие глупости ты сегодня болтаешь, Ирина,— запинаясь выговорила Зоя.
Она смутилась так потому, что догадка Цариковой показалась ей не лишенной оснований. Зоя сама заметила, что Крутов, здороваясь с нею, задерживает ее руку, каким-то особенным взглядом пристально смотрит в лицо. Зоя вспомнила, что Крутов ни разу не прикрикнул на свою секретаршу, хотя не церемонился ни с кем. Обращался он
— Это святая правда,— с жаром продолжала Царикова,— клянусь своим счастьем. О, уж кто-кто, а я-то знаю мужчин! Слава богу, насмотрелась на них. Если мужчина при встрече смотрит тебе не в глаза, а в вырез блузки, наблюдает за тобой из уголка, воображая, что никто этого не замечает, попадается тебе везде, куда бы ты ни пришла, начинает острить, дурачиться при твоем появлении, ясно как дважды два —он втрескался в тебя по уши. Для меня довольно было один раз увидеть, как Крутов смотрит на своего секретаря! Уверяю тебя, душенька, он меньше всего думал в этот момент о добыче песков или лотошной промывке. Ха-ха-ха! Но я не завистлива — владей, Зоечка, Крутовым. Дарю его тебе, все равно он мной не интересуется. А я возьму на абордаж кого-нибудь другого.
Царикова болтала еще долго. Она затягивалась сигаретой, морщась от дыма, оживленно поблескивая золотым зубом, осторожно стряхивала пепел в фарфоровый лапоть. Не зная, как прекратить этот щекотливый разговор, Зоя свернула халат.
— Надоело ползать по полу. Давай послушаем музыку.
Патефон зашипел. Низкий женский голос рыдающе запел:
О-он уе-екал... сле-о-озы лью-ются из о-о-очей...
2
В то время как Зоя и Ирина Леонтьевна слушали музыку, Шатров сидел глубоко под землей, в шахте, окруженный рабочими. Поодаль пристроился Лаврухин. Здесь было просторно, не очень холодно и светло от электрических ламп.
Только что Шатров пересказал горнякам цифры задания, установленного их шахте, и теперь пытливо оглядывал всех.
Шахтеры молчали. Задание явно превышало возможности шахты. Участок тоже получил непосильное задание. Знакомясь с ним в плановом отделе, Шатров не поверил своим глазам.
—- Что ж вы делаете, Леонид Фомич? На участке не прибавилось ни одного человека, ни одного механизма, а вы устанавливаете задание на вторую половину декабря в полтора раза больше!
— Ничего не могу поделать. Указание лично Игната Петровича — установить задание из расчета перевыполнения норм. Прииск отстает. Надо его выручать. А приказ подписан и обсуждению не подлежит,— назидательно поднял палец Норкин.
Шатров и сам знал, что спорить бесполезно. «План — закон!» — любил говорить Крутов. И это так. После утверждения задание переставало быть бумажкой, составленной Норкиным. Оно приобретало силу закона.
6 В. Тычинин
Оставалось его выполнять. «Вот она — реакция на мое выступление...» — горько подумал Шатров.
Оставалось одно: пойти к рабочим, вместе с ними обсудить, что можно сделать для увеличения добычи золота и песков, вскрыши торфов.
Первым нарушил молчание Тарас Неделя. Бурильщик сидел по-турецки, подогнув под себя ноги, положив на колени бурильный молоток. Тень от его фигуры переломилась пополам, загнулась на кровлю лавы, в которой собрались шахтеры.
— Такое
— Спасибо за помощь, Тарас Прокофьевич,— с чувством сказал Шатров.— Будет сделано. С завтрашнего дня сможете бурить и в этой и пятой шахте.
— Неудобно мне отставать от Тараса,— раздумчиво, словно отвечая своим мыслям, гортанно произнес взрывник Гусейн Ага Жафаров. Неистребимый южный акцент придавал его словам своеобразную окраску.— Все шпуры, что он пробурит в двух шахтах, я обязуюсь взорвать.
Один из старожилов «Крайнего», член партийного бюро, Жафаров пользовался уважением всего прииска. Никто не умел добиваться такого высокого выхода породы на метр шпура, как этот немногословный взрывник. Никто не помнил случая, чтобы он испортил забой или опоздал на работу.
Во время войны Жафаров пережил тяжелое потрясение. Его сын сгорел в заклинившейся башне танка. А через месяц, не в силах пережить смерть своего мальчика, умерла на прииске жена. Под Ягодной сопкой на приисковом кладбище вырос небольшой свежий холмик, обнесенный скромной оградой. Летом на холмике всегда лежали полевые цветы. Ждали, что Жафаров уедет из этих мест, где все напоминало ему невозвратимую утрату. Но он остался. Только еще глубже запали черные глаза, резче обрисовались сухие морщинки вокруг маленького упрямого рта.
— Трудно вам будет,— мягко сказал Шатров. Он уже знал историю жизни этого скромного трудолюбивого человека и не сомневался в твердости его слова. Одно обстоятельство смущало Алексея.— Мы ведь в руднике не скоро еще кончим разработки. Там тоже придется каждый день вести взрывание...
Жафаров молча наклонил голову в знак того, что он помнит свои обязанности и не забыл о рудных разработках.
Совсем неожиданно разрешился вопрос, который больше всего мучил Шатрова.
На шахте предстояло установить второй компрессор. Бетонировка фундамента под него заканчивалась. Но на схватывание бетона требовалось пять суток. Вибрация от преждевременного запуска компрессора могла расшатать шпильки, залитые бетоном. Что делать? Упустить пять суток? Тогда все пропало.
Выход подсказал машинист:
— Давайте, Лексей Степаныч, обманем науку. Опустим станину компрессора на шпильки тихонько, как дите в люльку. Я уже и таль припас. А потом начнем сборку. Пока все сделаем, и бетон окрепнет. Аккурат в один час и фундамент поспеет, и машина. Работать на слабом бетоне нельзя — дрожание получится, а соби-рать-то можно! Вот пятидневку и выгадаем.
— Молодец! — невольно просиял Шатров.— Правильный маневр.
Машинист скромно отодвинулся в тень.
На поверхность Шатров поднялся веселым. Похоже, шахта справится с небывалым заданием. Лаврухин провожал своего начальника до компрессорной избушки.
— Видали, Мефодий Лукьяныч? — не удержался Шатров.— Вот она — сила коллектива: один подскажет, другой, третий... Глядишь, и налаживается дело!
— Истинная правда,— поддакнул Лаврухин,—Я у вас, Алексей Степаныч, давно учусь руководству массами.
От шахты Шатров направился к лотошному тепляку. Туман исчез. В разрывах облаков на черном безлунном небе ярко разгорелись звезды. Острый рог луны медленно вспарывал лесистую сопку, вылезая из нее. Мороз жгуче дохнул в лицо, посеребрил края шапки. Шатров шел, защищая нос рукавицей. Пройдя полдороги, остановился, стащил рукавицу, крепко растер щеки и немеющий подбородок. Сейчас же замерзли пальцы.