Годы испытаний. Книга 2
Шрифт:
Ему придется скоро воевать.
2
На другой, день Евгений стал просить брата отпустить его на передний край «поохотиться» [10] . Миронов-старший поддержал его желание. Но присутствующий при этом разговоре комиссар Ларионов, не возражая, все же сказал как бы между прочим:
– А ты, Евгений Николаевич, не спеши. Осмотрись, пообвыкни на фронте. Успеешь еще, навоюешься. На твою долю хватит.
Евгения снова обидели
– Я же не в дом отдыха приехал. Пойду потренируюсь, а то засидишься и отвыкнешь. Там, на курсах, я по две сотни патронов в день жег.
– Пойди, пойди подразомнись, - поддержал его брат.- Покажи, чему тебя научили…
Миронов позвонил Натевадзе.
– Сограт Ильич, тут к тебе в снайперское пополнение просится один. На тренировку. Поддерживаешь? Завтра с рассветом он будет у тебя.
Докладывая к исходу дня о боевых действиях роты, Натевадзе не преминул случая, чтобы похвалить Евгения.
– Хорошее пополнение прислал, комбат. Сегодня он двух фрицев так красиво подковал. Намертво…
Так и начал вести боевой счет Миронов-младший. В середине недели Натевадзе сообщил, что Евгений уничтожил пятерых.
Как- то встретив усталого Евгения, возвращавшегося с передовой, Ларионов спросил у него:
– Ну как, «охотник», дела? С удачей сегодня?
– Есть немножко. Да вот что-то последнюю неделю не то. Перестали фрицы в рост ходить и головы любопытные высовывать.
– Прижал ты их, заставил гадов по земле ползать. Это хорошо. Поздравляю!
А придя в землянку, обратился к Миронову-старшему.
– Надо, комбат, наградной писать на Евгения Николаевича. Медаль «За отвагу» он вполне заслужил. Девять фашистов за две недели. Счет хороший…
– Успеется еще, товарищ старший политрук, - смутился Евгений.
– На орден сразу хочешь вытянуть? Давай, давай…
Евгений Миронов после удачной снайперской охоты отдыхал обычно в землянке ординарца брата, завзятого песенника Чайки. Раздобыв в трофейной команде полка у младшего лейтенанта Ежа гитару, Евгений наигрывал трогательные цыганские романсы, фронтовые песни.
Вокруг него нередко собирались любители музыки. А фельдшера батальона Валю Пятеркину песни настолько покорили, что она нередко забывала о службе. За это попадало ей частенько и от комбата и комиссара.
В один из вечеров, когда стали собираться песенники, Евгений неожиданно для всех объявил:
– Сегодня концерт отменяется. Завтра иду сдавать боевой экзамен.
На рассвете Евгений разбудил брата. Вчера вечером Натевадзе сказал ему, что перед позициями роты действует очень опасный немецкий снайпер.
– Ну, я его подкую, - сказал Евгений, обращаясь к брату.
– Мне для круглого счета до дюжины, ох, как надо еще единичку.
– Ты не особенно бравируй, - ответил комбат.
–
– Будь спокоен, - уверял Евгений.
– Он от меня не уйдет.
Миронов- младшнй вскоре отправился на «охоту». В землянку заглянул комиссар батальона Ларионов.
– Я к тебе насчет брата, Александр Николаевич.
По взволнованному голосу Миронов почувствовал, что он пришел не случайно.
– Что насчет брата?
– Напрасно ты в роту Натевадзе его отпустил…
– Почему напрасно? Там немецкий снайпер появился, житья не дает. Я только недавно звонил Натевадзе. Этот фашистский волк за два дня убил и ранил двенадцать наших бойцов.
– Вот, вот, я потому и пришел к тебе. Евгений очень горячий. Да и нет еще у него достаточного фронтового опыта. Полезет на рожон по мальчишеской задиристости. Возьми его пока в штаб. Ну, поживет месячишко, второй, обстреляется, обвыкнется, тогда и на передовую можно. А ты выпер шестнадцатилетнего парня на второй же день после его приезда в полк в самое пекло.
Миронов хмурился, морщился, бросал на комиссара сердитые взгляды.
– Ну чего ты меня уговариваешь? Он не на курорт приехал, а воевать. И тем более он мне брат. Я не могу создавать для него особые условия.
– Особых не надо, но для чего же сразу на передовую?
Миронов даже подскочил.
– Ну чего ты пристал, будто у меня в батальоне других дел нет. Немцы, вон, не сегодня, так завтра в наступление перейдут, а ты - с братом. Сказал, не возьму в штаб, значит не возьму, - отрубил Миронов и, считая разговор оконченным, развернул карту и сел за стол.
– Эх, и упрямый же ты, не слушаешь старших, а попомнишь еще мое слово - пожалеешь.
Ларионов ушел. А вскоре прибежал запыхавшийся Чайка и выпалил:
– Товарищ старший лейтенант, вашего брата ранило.
– Где он сейчас?
– У Натевадзе в блиндаже лежит.
3
К вечеру Евгения Миронова перенесли в землянку комбата.
Миронова- старшего мучила совесть. Он сидел у изголовья побледневшего Евгения растерянный и подавленный и долго не мог прийти в себя. Он доставал несколько раз и прятал обратно портсигар и, поправляя подушку и снимая с повязки соломинку, спросил:
– Больно?
– Нет… В голове только шумит, - стараясь быть спокойным, ответил Евгений. Ранен он был в голову. Судя по пробитой каске, стрелял опытный снайпер. К счастью, пуля прошла касательно, рикошетом, сорвала лишь на лбу и выше виска кожу.
Миронов поглядел в приоткрытую дверь. С вражеской стороны доносился приглушенный гул. Вечерние сумерки наплывали, сгоняя с горизонта кровяные сгустки зари. «Что же это никто не звонит: ни командир роты, ни из штаба полка,- забеспокоился он.
– Или передумали и отменили предстоящую разведку?»